Приемный ребенок

– Да, конечно. Это очень уязвимые дети, за ними нужно постоянно присматривать. А некоторые из них могут быть… опасными. Хотя обычно угрожают они только самим себе.

– А Джемма? Она опасна? – спрашиваю я.

Бенсон оглядывается вокруг, словно кто-то может нас подслушать.

– Об этом поговорим через минутку. Давайте я покажу вам, что это за место.

Он ведет меня сквозь двойные двери в помещение, которое напоминает большую столовую. Хотя оно не похоже ни на одну столовую, которые я видела в школах. Здесь есть зона отдыха с удобными диванчиками, бескаркасными креслами-мешками, телевизором с широким экраном и стопкой DVD рядом с ним. Также есть кухонная зона и пара торговых автоматов. Стены украшены постерами с артистами и певцами подросткового возраста.

– Эта общая комната, – поясняет он, хотя в этом нет необходимости. – Видите: здесь на самом деле очень мило. Не похоже на больницу.

Я гадаю, почему он пытается оправдать это заведение в моих глазах. И зачем для меня проводится эта экскурсия.

– Да, выглядит очень мило, – отвечаю я, потому что знаю: он этого ожидает. По правде говоря, никакое количество удобных диванчиков и постеров не способно скрыть тот факт, что эти дети находятся не в модном хостеле или на туристской базе. На стенах шкафов висят замки, отсутствуют острые углы, камеры слежения в углу каждого помещения выдают, что это за место.

Мы наливаем себе кофе из автомата после того, как Бенсон извлекает из кармана несколько жетонов и бросает пару в один из них.

– Посетители могут купить жетоны для торговых автоматов; детям их раздают. Им ни в чем не отказывают, – быстро добавляет он.

Я это вижу.

На мгновение Бенсон выглядит смущенным.

– Пойдемте, нам лучше вернуться и пойти в выделенную нам комнату, или Патриция отправит за нами поисковую группу.

Он ведет меня назад к приемной, Патриция на самом деле немного нервничает. При виде нас она улыбается, и облегчение явно слышится в ее голосе.

– А, очень хорошо, что вы вернулись. Сейчас вы можете пройти… – Она не заканчивает фразу.

В комнате для встреч доктор Бенсон усаживается и расстегивает несколько пуговиц на пальто, но не снимает его.

Я снимаю пальто, устраиваюсь напротив него и кладу руки на стол.

– По телефону вы сказали, что, возможно, сможете мне помочь.

– Ну… – Бенсон теперь выглядит робко и сконфуженно. – Я не уверен, в какой степени я на самом деле могу помочь. Понимаете, как я вам уже сказал на автостоянке, я больше не являюсь практикующим врачом. Я… уволился сам до того, как меня уволили.

– Понятно, – произношу я ровным тоном, несмотря на испытанный шок. – Могу ли я спросить, почему вы не посчитали нужным сказать мне это вчера?

По крайней мере, ему хватает такта выглядеть смущенным.

– Я хотел получить возможность полностью объяснить положение вещей, лично. Должен признаться, я пришел в немалое возбуждение от того, что услышал от вас. Я подумал, что вы, возможно, откажетесь со мной встречаться, если будете знать все.

Я тут же падаю духом. Врун и шарлатан, как я и опасалась. Но он прав: я здесь и вполне могу выслушать все, что ему есть сказать.

– Продолжайте, – предлагаю я, делая маленький глоток кофе. – Я слушаю.

Бенсон улыбается и кивает.

– Итак. Как вам уже известно, я врач… был врачом. На самом деле психиатром. Давно. Я работал с детьми, занимался широким кругом проблем, от расстройств пищевого поведения до шизофрении. Во многом так, как занимаются в этом месте. Но меня всегда интересовали паранормальные явления. Это звучит странно, я знаю. Врач, ученый, который верит в призраков и вампиров. Эти две части меня всегда плохо сочетались друг с другом. Мое образование, моя работа боролись с любопытством к неизведанному, к тому, что наука не может объяснить. Я никогда не обсуждал эти вещи с моими коллегами. Они все были учеными, и никто из них не захотел бы участвовать в подобных дебатах. И кто мог их винить? Масса людей признаются в своей вере в паранормальное, если им задают прямой вопрос, но обычно люди просто смеются, а иногда и глумятся над всем, что не могут объяснить, всем, что они не видели своими собственными глазами и не почувствовали сами. Даже если им предоставляют неопровержимые доказательства, они качают головами и заявляют, что должно быть какое-то другое объяснение – даже если они сами не могут его дать! Меня раздражает зашоренность, закостенелость, а ведь люди часто бывают такими.

Я ерзаю на своем стуле, мне не по себе. Я вспоминаю, как сама подсмеивалась над мисс Гилберт, когда она сидела у меня в гостиной, умоляя меня взглянуть на ситуацию широко раскрытыми глазами, непредубежденно.

– Но вы, конечно, понимаете, почему люди проявляют такой скептицизм? Ведь существует так мало доказательств паранормального.