– Ага! – Бенсон ударяет ладонью по столу, а затем радостно показывает на меня пальцем, словно я только что доказала его слова. – Вот в этом-то все и дело!
По мере того, как Бенсон говорит, его лицо становится все более красным, а голос все громче и громче. Очевидно, что он страстно увлечен этой темой, и несмотря на тот факт, что его вынудили уйти из психиатрии, я начинаю в него верить – и надеяться, что он поверит мне.
– Итак, – он откидывается на спинку стула и откашливается, – я продолжал увлекаться паранормальными явлениями, хотя и держал свой интерес в тайне. До тех пор, пока мне не предложили заняться Джеммой Эндрюс.
Я бросаю взгляд в угол комнаты, ожидая увидеть одну из многочисленных камер системы видеонаблюдения, которая сфокусируется на нас после упоминания имени и фамилии одной из пациенток. Бенсон видит, куда я смотрю.
– Не беспокойтесь, – говорит он мне. – Это комната для личных встреч. Она звуконепроницаемая, нас здесь никто не услышит.
Я киваю.
– Вы можете рассказать мне про Джемму?
Он опускает глаза в стол.
– Должен признать, что это не лучший случай в моей медицинской практике. Мне даже стыдно из-за того, как все получилось. Как вы, вероятно, догадались, я ушел из психиатрии именно из-за Джеммы. А случившееся – это причина моих еженедельных приходов сюда. Я ее навещаю.
Я молчу, жду, когда он нарушит тишину. Бенсон должен знать про этот трюк, он же психиатр, но он все равно срабатывает.
– Родители Джеммы связались со мной весной 2009 года. Их беспокоило ее поведение после автомобильной аварии, которая случилась за год до этого. Тогда погибла ее младшая сестра.
«Потеря и травма, как и у Элли», – думаю я, но не решаюсь его прервать.
– Продолжайте, – вместо этого подбадриваю я.
– У Джеммы появилась склонность к вспышкам злобы. Она несколько раз в ярости громила свою комнату. Подобное поведение было совершенно для нее нетипично. Девяносто процентов времени она была спокойной, прилежной, вежливой, хорошо воспитанной девочкой. До потери сестры у нее никогда не возникало проблем в школе, да она едва ли когда-то произнесла грубое слово.
– Но, несомненно, что-то подобное следует ожидать после такой утраты? – замечаю я. – Мне это кажется одной из стадий принятия горя, как по учебнику. Чувство вины переходит в гнев. Она чувствует себя виноватой из-за того, что осталась жива, пропускает это через себя, а потом гнев требует выхода.
– Именно так я и подумал вначале, – кивает Бенсон. – И я согласился поработать с Джеммой, помочь ей справиться с горем, и помочь ее семье обеспечить приемлемые выходы для выплескивания гнева. К сожалению, я с самого начала не имел полной информации. И только во время третьего сеанса с Джеммой я понял, что, вполне возможно, имею дело с совсем другим случаем, а не стандартным циклом скорби.
Он замолкает, погружается в воспоминания, а я задумываюсь, не проигрывает ли он сейчас в сознании тот сеанс, не пытается ли определить место, где он мог бы поступить по-другому. Я прекрасно понимаю, что он чувствует. Я сама бессчетное количество раз так делала.
– Дело было в том, что Джемма сказала во время третьего сеанса, – продолжает Бенсон через некоторое время. – Мы говорили про один случай, когда она разгромила свою комнату, и она призналась мне, что даже не помнит, как чего-то касалась в помещении. По ощущениям, она впала в дикую ярость, а вещи летали вокруг будто сами по себе.
Он поднимает руку ладонью ко мне до того, как я успеваю что-то сказать.
– Я знаю, что вы думаете, – говорит он. – И, по правде говоря, вы правы. У меня есть только слова Джеммы о том, что с ней случилось. Именно поэтому мы и начали тестирование.
Мои брови лезут на лоб сами по себе, когда Бенсон продолжает описывать различные методы, которые он использовал для проверки экстрасенсорных способностей Джеммы. Когда все они не дали результата, он усилил давление на девочку, оказывая на нее негативное влияние до тех пор, пока она не оказалась на грани нервного срыва. В конце концов она устроила дома пожар на кухне, проводя свои собственные эксперименты. Она хотела доказать Бенсону, что она особенная – по крайней мере, она так заявила полиции.
– Она устроила его силой своей мысли? – в неверии спрашиваю я.