Приемный ребенок

– Ну, вам следует поговорить с этой учительницей, Ханной Гилберт. Она пытается заставить всех считать Элли малолетней преступницей. Она всем в городе рассказывает, что Элли странная и что-то придумывает. Элли ни разу про нее ничего не сказала – и только одному богу известно, как она ее доставала. Элли столько пережила, и поэтому несправедливо ее выделять как проблемного ребенка в первые несколько недель.

– Как она ладит с двумя другими детьми у вас тут? Мэри и Билли, если не ошибаюсь? – Я помню, как Элли описала Билли во время нашей первой встречи: «Он ужасный»…

– Прекрасно, – отвечает Сара, затем, увидев скептицизм, который, вероятно, появился у меня на лице, она отвечает поподробнее: – Конечно, они ссорятся и ругаются, но какие дети не ссорятся и не ругаются? В таких детях это всегда проявляется наиболее ярко: они соперничают из-за внимания, и все такое в этом роде.

– В прошлом у вас было много детей под опекой?

– О да, – говорит с гордостью Сара. – За последние пять лет мы позаботились примерно о двадцати детях. Некоторые задерживаются дольше, другие меньше, но пока они живут здесь, мы относимся к ним как к собственным. И некоторые были гораздо более проблемными, чем Элли, – признается она. – Именно поэтому я немного удивилась, когда школа из-за нее обратилась в «Доброго помощника». У детей и раньше бывали вспышки гнева, и мы справлялись.

– Мы здесь не для того, чтобы разбираться со вспышками гнева, – говорю я. – Очевидно, что положение дел с Элли несколько отличается от ситуации с детьми, которых забрали у их родителей. После разговоров с учителями Элли и с ней самой у меня сложилось впечатление, что после смерти всей ее семьи она не получила достаточную психологическую помощь, которую оказывают после пережитой трагедии. Это мое личное мнение. Вашей вины здесь нет, – быстро добавляю я, увидев, какой удрученной становится Сара. – Она должна была получить дополнительную психологическую помощь задолго до того, как оказалась у вас. Я проверила ее дело. Похоже, ее просто пропустили.

Я не добавляю, что подобное случается чаще, чем кто-то может представить. Средств государственной службы здравоохранения не хватает, дыр гораздо больше, чем раньше, и в одну из них легко могла провалиться тихая маленькая девочка, которая никогда не подвергалась насилию и не привлекала к себе внимания поведенческими проблемами.

– Моя первая рекомендация: дополнительные сеансы один на один с опытным психологом, специализирующимся на помощи после пережитых трагедий.

– А вы сами не можете этим заняться?

– Технически я имею соответствующую подготовку для оказания психологической помощи, но мои должностные обязанности на нынешней работе ее не включают. Раньше я работала частным детским психологом, – добавляю я и морщусь от того, как мне важно, чтобы эта женщина знала про все мои успехи и опыт работы. «Обрати внимание: ты не объяснила ей, почему больше этим не занимаешься». – Я должна только дать рекомендации и направления. – Это звучит жалко даже в моих ушах. Мне больно осознавать, как сильно я хочу помочь этой семье. Я не хочу включать имя Элли в список тех, кому требуются дополнительные сеансы с психологом, а потом узнавать, что ее постоянно отодвигают в очереди в пользу детей, которых считают сильнее пострадавшими или представляющими угрозу. – Я проверю, чтобы она получила необходимую помощь, – добавляю я. – Обещаю.

– Но Элли сообщила нам, что уже разговаривала с вами и вы обещали поговорить с ней еще раз. Я думаю, вы ей понравились, хотя она мало что показывает.

Послушать Сару Джефферсон, так Элли не представляет опасности, и она сама видела гораздо более тяжелые случаи, но почему-то сильно хочет, чтобы Элли незамедлительно получила психологическую помощь. У меня внутри все опускается, когда я вспоминаю свое обещание снова поговорить с Элли. Я так привыкла подолгу работать с одними и теми же детьми, но моя новая роль «оператора конвейера» предполагает совсем другое, и я едва ли отметила в сознании, что дала это обещание.

«Ты прекрасно знала, что делала, – говорит зловредный тихий голосок у меня в голове. – В этой девочке есть что-то, что заставило тебя захотеть ей помочь, и ты специально дала это обещание».