– Если хотите, я обязательно еще раз поговорю с ней, – говорю вслух. – В рамках моих новых должностных обязанностей. – Я уже собрала достаточно информации, чтобы дать направления, которые требуются. Для нового разговора с Элли нет никаких причин. Но я также знаю, что никто у меня на работе не станет вопросительно поднимать брови, если я включу в свой график еще одну встречу с ней, – никто не следит, сколько встреч было проведено, чтобы закрыть дело, никто не спрашивает протоколов или даже заметок, сделанных во время или после встреч. – Но я не могу взяться за ее дело так, как на своей прошлой работе. – «
По правде говоря, мне тяжело видеть эту сторону жизни, этих милых нормальных людей, которым очень сильно требуется дополнительная помощь, больше, чем кому-то другому. Но, вероятно, они не получат ее никогда, потому что на их банковском счету на несколько нулей меньше, чем нужно, чтобы за нее заплатить, а их дело не является приоритетным, вот если бы было несколько поджогов… С другой стороны, мы с Дэном не можем снова переезжать и снимать квартиру; именно поэтому мы здесь. Я должна выполнять эту работу.
– Это было бы отлично, – голос Сары возвращает меня назад за стол на кухне. – Если вы не будете возражать? Между нами, – она оглядывается с таким видом, словно ищет какое-то записывающее устройство, – я чувствую, что немного ее подвела. У меня были такие большие надежды, когда нам сообщили, что передадут маленькую девочку, сестру для Мэри. Мы всегда хотели маленькую девочку – и у нас она была.
Сара тянется к холодильнику за спиной и снимает с него фотографию, затем протягивает ее мне. Это фотография младенца, всего нескольких дней от роду, завернутого в розовое одеяльце.
– Это Миа, – сообщает Сара и показывает на фотографию, хотя в этом нет необходимости. – Она была нашим вторым ребенком. Она родилась, когда Мэри было три года. Мы ее потеряли через несколько дней после того, как была сделана эта фотография. Она подхватила инфекцию, а ее крошечное тельце не смогло с ней справиться.
– Мне очень жаль.
Я возвращаю фотографию назад как можно быстрее – насколько позволяют приличия, чтобы не показаться грубой и равнодушной. Еще одна семья, потерявшая то, от чего я добровольно подумываю отказаться. Называй вещи своими именами, Имоджен. Абортировать. Моя рука автоматически опускается на живот, а как только я это понимаю, резко убираю ее, надеясь, что Сара не обратила внимания на это движение.
– Сейчас ей было бы столько же, сколько Элли, – продолжает Сара грустным голосом. – Поэтому вы, возможно, поймете, почему я надеялась, что Элли станет мне второй дочерью. Но она с самого начала была такой холодной, такой отстраненной.
– Ей пришлось многое пережить, – тихо напоминаю я.
– Конечно. Я не ожидала, что это случится сразу же, – соглашается Сара. – Я просто думала, что через некоторое время… – Она вздыхает, подносит чашку к губам, чтобы допить остатки чая. – Она совсем не похожа на ту девочку, которую я представляла – я думала, Миа будет другой. Элли такая тихая, а временами странная. Иногда мне хотелось бы услышать, что она думает, но затем выражение ее лица внезапно меняется, и я рада, что не могу узнать, о чем она думает.
– Что вы имеете в виду?
Сара наклоняется вперед.
– Я имею в виду, что она меня пугает. Иногда, – быстро смягчает она сказанное. – Только иногда. У нас тут жило много детей, – повторяет Сара. – Некоторые из них были очень проблемными. Были запущенные, неполноценные, вы меня понимаете? – Она стучит по голове. – Были жестокие, со вспышками ярости, как у Билли, некоторые были озорными и немного зловредными. Их так воспитали, а большинство из них вообще не воспитывали. Сами должны были о себе заботиться, полагаться на себя самих или старших братьев и сестер – чтобы накормили и отвели в школу. Они попадают сюда и не знают, что делать в нормальном доме с нормальными родителями. Но Элли другая. Она точно знает, какой нужно быть снаружи, но внутри нет ничего. Будто она совсем пустая. А то, что она выдает… Иногда мне кажется, что она гораздо старше своих лет.
Я ободряюще киваю, но, к своему ужасу, чувствую, как мой рот наполняется слюной, а к горлу подступает тошнота. О боже, пожалуйста, сделай так, чтобы меня здесь не стошнило.
– И ее мучают ужасные кошмары, – продолжает Сара, совершенно не замечая мой дискомфорт. – Она кричит и кричит, и даже когда мы ее будим, она продолжает кричать, слово все еще видит то, что ей приснилось во сне. А затем, после этих кошмаров, все и случается.
– Что случается?
Я сглатываю, отчаянно борюсь с собой, чтобы меня не стошнило прямо здесь. Я пришла услышать именно это: не ту «линию партии», которую выставляли напоказ моей предшественнице, но то, что по сути происходит в этом доме и в школе.