Пригласительный билет

Телевизор верен себе: на экране то, что требовалось, какое-то лицо говорит что-то тягучее.

— Коленька, где работает Борис Павлович? — осторожно начинаю я.

— Странно… В вашем институте.

— И живет в нашем подъезде?

— Да. Все говорят, что вы не замечаете людей. Идете к своей машине и выглядите, как индюк.

Коля выговаривает каждое слово четко, ясно. Не иначе будущий Игорь Ильинский, та же обличительная сила в голосе. Но… скоро вернется жена, и я все узнаю. Надо успокоиться. Подумаешь, какой-то Борис Павлович! Хотя… может, и не «какой-то». Но глава НИИ — я, так что никакой Борис Павлович не страшен. Смешно, правда?

Да, но как он может при детях так говорить о взрослом? Это в самом деле возмутительно. Я принципиально возмущаюсь. Официальным тоном обращаюсь к Вите:

— Ты знаешь Бориса Павловича, он живет в нашем подъезде?

— Не знаю, папа.

Тоже мне орел, ничего не замечает. А Коля молчит, он слушает, ему непременно надо запомнить, о чем бормочет какой-то дядя.

Кем же работает в НИИ злополучный Борис Павлович? В институте порядочно сотрудников. Вообще я человек демократичный, многих сотрудников знаю в лицо, но почему не припомню такого… Бориса Павловича? Смешно, правда? Конечно, я рассмеялся.

Снова спрашиваю Колю, осторожно, не назойливо:

— Коленька, голубчик, кем работает Борис Павлович?

— Разве вы не слышали? Его же объявляли.

— Кого?

— Бориса Павловича. Это же он говорит о новой электротехнике. Посмотрите.

Я повернулся к экрану. Верно. Научный сотрудник, заведующий экспериментальной лабораторией моего НИИ, Борис Павлович Иванов. Это он на экране.

Я человек с юмором и абсолютно терпим к критике, но почему-то в эти минуты не глядел на экран. Очевидно, что-то другое занимало меня. Я, конечно, рассмеялся.

Смешно, правда?

ПОЧЕМУ?

Я сопровождал будущую молодую чету, моего двоюродного брата Алешу Снегина и его Верочку, за неделю до их свадьбы. Ехали мы теплоходом вниз по Оке. Алексею предстояло вступить в права наследника, скончалась его одинокая тетка — бывший сельский врач и вдова лесничего, завещавшая ему дом на высоком берегу, сад и прочее домашнее и усадебное имущество. Сопровождал их по дурости, от нечего делать. Правда, Алеша решил стать домовладельцем после свадьбы, но Верочка настояла:

— Поедем сейчас. И Митя пусть с нами едет.

Мне никак не хотелось тащиться по реке, чтобы обозревать теткин дом, яблоневый сад и будоражить в себе чувства частного собственника, которые, несомненно, дремлют в душе даже архисовременника. Может быть, я не прав, но не в этом дело.

Собственно говоря, я уступил просьбе Верочки, чистого, голубоглазого современного ангела, застенчивого, скромного, которому отказать в чем-либо не хватает сил и мужества.

«Нет, пора и мне влюбиться в такую же душевную Верочку и жениться», — мечталось мне, глядя на них, воркующих у плетеного фальшборта.

Приехали. Наследственный дом заслонил пышный сад, огороженный аккуратным зеленым штакетником. Открыли калитку и единодушно умилились: чуть в стороне увидели старинный колодец со скрипучим воротом. Сруб колодца окаймлен был белым плоским камнем, а над колодцем склонилась нежная ива, достойная кисти художника-реалиста.

— Какая прелесть! — восхитилась Верочка. Глаза ее голубые, чистые, ангельские, клянусь, увлажнились от восторга.

Мы с Алексеем безмолвно, молитвенно молчали, нас захватили лирические чувства Верочки.

Скрипнула калитка, и показался мальчик-подросток с ведром. Кивнув нам, паренек надел на цепь ведро и пустил ворот.

— У вас нет своего колодца? — спросила его Верочка.

— Есть. А для самовара все берут воду здесь, — ответил паренек.

— Как это все? Странно. Алеша, по-моему, это надо прекратить, — сказала Верочка.

Мы рассмеялись, нас развеселила шутка голубоглазого ангела.

— Я вовсе не шучу. Мы в августе будем здесь отдыхать. Зачем же нам постоянно слышать этот скрип…

— Вот в августе и запретим, — улыбаясь, сказал Алеша.

— Нет. Запретить надо сейчас, — настаивала Верочка.

Алексей пошел по дорожке навстречу высокому старику в рыжих лыжных брюках, а Верочка обратилась ко мне:

— Как вы, Митя, считаете, я права?

— Безусловно! — с подлой интонацией в голосе согласился я.

Алексей познакомил нас со стариком — Тимофеем Ивановичем, который тут же поспешил в дом.

— Кто это? — спросила Верочка настороженно и строго.

— Это старый друг, школьный товарищ покойной тетки; он и жена его живут здесь много лет, как ее друзья. Тимофей Иванович развел этот сад, ремонтировал дом и вообще…

— Чувствует себя хозяином? Да?

— В какой-то мере, конечно, — уже вяло, тускло ответил Алексей.

— И еще долго они будут проживать в нашем доме?

— Верочка… Как ты можешь так… — мямлил сконфуженный Алеша, краснея и не решаясь взглянуть на меня.

Я, чувствуя его состояние, в душе возмущался вместе с ним.

Из дома торопливо вышла радушная старушка, жена Тимофея Ивановича, и устремилась к нам, оживленная, приветливая.

Верочка снисходительно улыбнулась и, словно палку, протянула ей руку. Тут же Верочка, повернувшись к старикам спиной, потребовала от меня: