Читаем Пригласительный билет полностью

— Говорят из института… Из института Федорова. Николаю Ниловичу прислали пригласительный билет и почему-то вместо «президиум» значится «партер»? — как можно спокойнее проговорила Валентина Павловна.

Будь у телефона юбилейной комиссии мужчина, обыкновенный, средней ответственности, он, вероятно, тут же заглянул бы в списки, выяснил бы, в чем дело, и с корнем вырвал у автора занимательный сюжет.

К счастью автора, трубку подняла женщина, секретарь юбилейной комиссии (тут степень ответственности роли не играет), бесспорно, угадавшая, что говорит сама Федорова. О, она знает эту воображающую Валентину Павловну! Какая возможность досадить ей и доставить удовольствие себе!

— Пометка «Партер» сделана верно. Список приглашений визировал председатель комиссии.

В обеих трубках одновременно раздались высокомерные щелчки: разговор окончен.

В кабинет вошла Нина.

— Мама, что с тобой?

— Взгляни! Кого готовы посадить в партер!

— Ничего удивительного! Нормальное кретинство. Стоит ли волноваться? Просто папа не поедет на это торжество.

— Но сам факт?

— Я же сказала, обычное внутриведомственное интриганство.

Нина работала на телевидении музыкальным редактором и не сомневалась, что основательно разбирается в человеческих отношениях, в том числе междуведомственных.

— Кто председатель комиссии? — спросила Нина.

— Печенегов.

— Надеюсь, вопрос исчерпан.

Печенегов еще со времен первого спутника утвержден был семьей Федоровых в качестве недруга Николая Ниловича. Тем более, что ни Печенегов, ни Федоров под угрозой лишения всех благ, в том числе права пользования государственной дачей, даже если бы им предоставили десять лет на размышление, не нашли бы объяснений, почему их считают недругами?!

Нина немедля отправилась в соседнюю комнату, чтобы испортить настроение своему Анатолию, который имел на это право, как ее муж и член семьи.

Анатолий в пижамных шароварах и шлепанцах упорно чинил магнитофон, то есть доводил его до состояния, которое у мастеров ателье ремонта обычно вызывает «столбняк».

— Теперь все в порядке! — с подъемом возвестил Анатолий, отлично понимая, что после его вмешательства магнитофон работать не будет.

Нина опустилась в кресло, сложила ладошки и перед носом постучала кончиками пальцев.

— Ты знаешь Печенегова?

— Еще бы, — бездумно ответил Анатолий, заканчивая свои варварские изыскания.

— Ну вот… Сей Печенегов прислал папе билет на юбилей Пирожникова с пометкой «Партер».

Анатолий хотел было произнести беспечное «Ну и что?», но вовремя переключился.

— Что ты говоришь! — воскликнул он, стараясь скрыть радость. Анатолий почувствовал, что испорченный им магнитофон уже не вызовет жестоких упреков и он не услышит: «Я же тебе говорила, не трогай… Отвези магнитофон в ателье».

Для Анатолия слова «партер», «президиум» были равнозначны известиям вроде: «Буря на Марсе» или «Похолодание в Сахаре»… Но… имея в виду свой разбойничьи деяния внутри магнитофона, охотно откликнулся:

— Папа, я уверен, не обратит внимание…

— Значит, ты считаешь нормальным явлением преподнесение Николаю Ниловичу Федорову подобного сюрприза?

— Чисто случайно.

— А если намеренно?

После трехминутной, но нарастающей ружейной перестрелки в комнате молодых супругов начала погромыхивать малокалиберная штурмовая артиллерия.

— Не понимаю, почему следует приглашать в президиум одних и тех же лиц? Уверен, наша могучая наука не пострадает, если Николай Нилович Федоров однажды посидит в партере в обществе таких же почитаемых и уважаемых, как он. Кроме того… — Тут Анатолий своевременно осекся.

— Что кроме того? Договаривай.

Анатолий промолчал и взял из коробки папиросу.

— Кажется, я просила тебя здесь не курить. И вообще…

Неопределенное «вообще», часто употребляемое Ниной, в данной ситуации прозвучало подобно кличу: «В атаку!».

Анатолий смял папиросу и, бросив ее в вазу (что тоже не убавило огня), досказал:

— И вообще… Николай Нилович некоторым образом стал менее весом в своей области… Руководимый им институт далеко не тот, каким он славился хотя бы два года назад.

— Вот это я и надеялась услышать.

— И услышала.

— Значит, ты считаешь, что место Николая Ниловича в партере?

— Ничего ужасающего. Всем свое место в свое время.

— Кстати, это относится прежде всего к тебе.

— Я понял. Давно понял.

Так как штурмовая артиллерия — Нина не подавила огневые точки противника — Анатолия, с глубокого тыла открыла огонь артиллерия дальнего действия, чтобы огневой завесой помочь атакующей Нине. За спиной Анатолия разорвался первый тяжелый снаряд, дверь открыла готовая к бою Валентина Павловна.

— Очевидно, Николаю Ниловичу не стоило уделять товарищу Чайкину столько внимания и времени, обеспечивая неблагодарному человеку степень кандидата… — сказала она.

Анатолий мог ответить таким же мощным огнем с тех же позиций, но благоразумно отступил.

— Весьма возможно, — тихо, не глядя на Валентину Павловну, согласился он и ушел в ванную. Освежиться. После неравного боя.

— Мама, сколько раз я просила не вмешиваться в наши разговоры, — нарушила паузу Нина.

— Это «не наши» разговоры. Его надо учить. Ему пора понять, в какую семью его удостоили войти.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Крокодила»

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
The Show Must Go On. Жизнь, смерть и наследие Фредди Меркьюри
The Show Must Go On. Жизнь, смерть и наследие Фредди Меркьюри

Впервые на русском! Самая подробная и откровенная биография легендарного вокалиста группы Queen – Фредди Меркьюри. К премьере фильма «Богемская рапсодия!От прилежного и талантливого школьника до звезды мирового масштаба – в этой книге описан путь одного из самых талантливых музыкантов ХХ века. Детские письма, архивные фотографии и интервью самых близких людей, включая мать Фредди, покажут читателю новую сторону любимого исполнителя. В этой книге переплетены повествования о насыщенной, яркой и такой короткой жизни великого Фредди Меркьюри и болезни, которая его погубила.Фредди Меркьюри – один из самых известных и обожаемых во всем мире рок-вокалистов. Его голос затронул сердца миллионов слушателей, но его судьба известна не многим. От его настоящего имени и места рождения до последних лет жизни, скрытых от глаз прессы.Перед вами самая подробная и откровенная биография великого Фредди Меркьюри. В книге содержится множество ранее неизвестных фактов о жизни певца, его поисках себя и трагической смерти. Десятки интервью с его близкими и фотографии из личного архива семьи Меркьюри помогут читателю проникнуть за кулисы жизни рок-звезды и рассмотреть невероятно талантливого и уязвимого человека за маской сценического образа.

Лэнгторн Марк , Ричардс Мэтт

Музыка / Прочее
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство