Приговор

Свернув туда, мы увидели тела, доселе скрытые высокой травой. Их было семь, вытянувшихся вдоль дороги своеобразным серым пунктиром: пыль густо покрывала их черные штаны, сапоги и кожаные доспехи. Очевидно, убийцы слишком торопились, чтобы раздевать своих жертв. Оружие убитых, впрочем, кто-то все же подобрал – если только прежде они не бросили его сами. Кажется, двое лежавших ближе всех все же пытались сопротивляться – прочих же зарубили со спины, когда они старались спастись бегством. Ни малейших шансов у них не было: все удары были нанесены сверху, явно с седла.

– Значит, мы все же едем следом за грифонцами, – удовлетворенно констатировала Эвелина. – А здесь кавалерия Рануара настигла хвост их пехоты.

– Возможно, – ответил я, – но и грифонцы, придя в себя после боя, могли отправить свои кавалерийские отряды охотиться за бредущими по долине йорлингистами.

Однако уже через пару сотен ярдов мы наткнулись на новые трупы, теперь уже тщательно обобранные, и это свидетельствовало в пользу версии Эвьет: очевидно, здесь не просто действовал летучий отряд, убивавший отставших, но следом за кавалеристами двигалась пехота, собиравшая трофеи. Дальше убитых попадалось все больше – в основном по обе стороны дороги, но некоторые, растоптанные практически в кашу, остались прямо на ней – а затем мы увидели повозки.

Они стояли кучей слева от дороги, и у меня даже мелькнула мысль, нет ли там засады, поэтому подъехали мы с большой осторожностью. Но никаких признаков жизни, кроме мух, с гудением кружившихся над тушей мертвой лошади, там не оказалось. Всего повозок было шесть; пять других упирались оглоблями в землю – очевидно, победители выпрягли лошадей для своих нужд, предпочтя бросить фургоны здесь. В том, что это сделали именно победители, а не сами возничие, мы убедились, как только подъехали ближе.

Видимо, именно в этом месте кавалерия Рануара – теперь уже едва ли приходилось сомневаться, что то была именно она – настигла грифонский обоз. Всего в нем, конечно, было намного больше повозок, но прочие, очевидно, угнали дальше уже в качестве трофеев. Вокруг валялось около трех десятков трупов, по большей части тоже уже раздетых. Несколько человек пытались спрятаться под повозками, но там их добили копьями. Одним из убитых был мальчик не старше двенадцати лет. Пришпиленный сломанным кавалерийским копьем к деревянному борту фургона, он стоял в луже натекшей крови, уронив голову; казалось, он с удивлением рассматривает, что это за штука торчит из его груди. На его все еще аккуратный, несмотря на кровь, костюмчик с кружевными манжетами и на щегольские остроносые сапожки никто не позарился – солдат не интересовали детские размеры; срЕзали только дорогие пуговицы. Мальчик, несомненно, был из богатой и скорее всего – дворянской семьи. Какая нелегкая занесла его в армейский обоз? Сын кого-то из грифонских старших офицеров? Такие обычно дожидаются отцов за надежными стенами и рвами родовых замков – по крайней мере, в подобном возрасте. Впрочем, некоторые вояки считают, что чем раньше наследник начнет привыкать к армейскому быту, тем лучше…

Я спешился, желая осмотреть фургоны. Едва ли, конечно, солдаты могли пропустить там что-то ценное, но проверить все равно не мешало; к тому же внутри могло отыскаться окончательное подтверждение, что это именно грифонский обоз. Эвьет тоже спрыгнула на землю. Я, не оборачиваясь, предупредил ее, чтобы смотрела по сторонам, пока я инспектирую повозки. Совсем не хотелось бы, чтобы какие-нибудь шустрые всадники застали нас врасплох.

Я подошел к повозке, стоявшей передом к солнцу, и раздернул брезентовые занавески. В нос ударил тяжелый железистый дух застоявшейся крови в сочетании с острым запахом каких-то снадобий. Первым, что я увидел, оказались круглые мокро-багровые срезы перерубленных шей. В фургоне лежали в собственной крови три обезглавленных трупа; головы, впрочем, валялись тут же. На одной из голов была пропитавшаяся красным повязка, закрывавшая левый глаз и ухо. У двух безголовых тел тоже были перевязки: у одного – плечо и грудь, у другого – бедро и лишившаяся кисти культя правой руки.

Раненые. Кого-то из них с поля боя все-таки вывезли. Немногих, и скорее всего – из числа офицеров. Но вражеские мечи все же закончили недоделанную работу несколькими часами позже.

Разумеется, аналогичное зрелище ждало меня и в других повозках. Неудивительно, что их бросили здесь. Трупы, конечно, можно было выбросить, или вытащить еще живых и казнить их уже снаружи – но фургоны все равно уже были перепачканы кровью раненых и пропитались соответствующим запахом. Я все же, стараясь не испачкаться, осмотрел фургоны на предмет наличия медикаментов, хирургических инструментов или хотя бы просто фляг с водой – но, если что-то такое в них и было, это уже забрали до меня. Теперь в повозках лежали только трупы.

– Что там? – спросила Эвьет, подходя ко мне, когда я выбирался из пятого фургона.

– Не смотри, – посоветовал я, – малоприятное зрелище.