Я оказался в большой комнате, почти зале, столь же, впрочем, неуютной, как и другие помещения замка: голые каменные стены без панелей и гобеленов (лишь на дальней от входа стене висело длинное, от потолка до пола, грифонское знамя), узкие окна-бойницы, почти не пропускавшие света, из всей мебели – одно кресло. Правда, здесь было тепло. Огонь пылал в большом очаге, озаряя багрово-оранжевым светом все помещение. Возле очага в том самом единственном кресле сидел Лоис Лангедарг.
Он походил и не походил на виденный мной портрет. В отличие от своего отца, он был худ и узок в плечах; прямые черные волосы до плеч слегка завивались внутрь на концах. Бороды он не носил, хотя под носом темнел некий намек на усы (которых еще не было в пору написания портрета); похоже, Лоис отпустил их, чтобы казаться мужественней, но они не слишком хорошо росли. Длинное бледное лицо с высоким лбом мало походило на лицо воина; тонкие пальцы с ухоженными ногтями органично смотрелись бы на грифе лютни, но не на рукояти меча.
И все же это лицо изменилось с тех пор, как его запечатлел художник. Это больше не был изнеженный и избалованный юноша, для которого самой большой трагедией является вскочивший прыщ. В чертах появилась жесткость и твердость лидера, в тяжелый час принявшего на себя ответственность за своих людей. Расслабленная полуулыбка сменилась упрямо сжатыми губами.
Я сделал несколько шагов к нему и остановился, не дойдя пары ярдов, как предписывал этикет. Он молча смотрел на меня несколько мгновений.
– Вы не Филипп Трувэль, – спокойно сказал он.
– Да.
– Кто вы?
– Я Дольф, также известный как Бертольд. Полагаю, вам знакомо это имя?
Направляясь сюда, более всего я опасался истерической реакции, которая была бы мне совершенно некстати. Но, уже взглянув на Лоиса от порога, я понял, что ее не будет.
Я не ошибся.
– Вы человек, виновный в смерти моего отца и гибели всей нашей армии, – его голос звучал так же ровно, хотя в нем и появилась некая напряженность.
– Если бы ваш отец одержал победу, вряд ли вы бы назвали его
– Вы, должно быть, сумасшедший, если решились прийти сюда, – теперь он разглядывал меня, как какого-нибудь диковинного зверя. – Где Филипп Трувэль?
– За большим продолговатым валуном справа от дороги, если ехать вниз. Примерно в полутора часах езды.
Лоис не стал спрашивать, мертв ли граф. Это было очевидно.
– Прежде, чем вы попытаетесь убить и меня, хочу сообщить вам, что под потолком этого зала у вас за спиной имеются бойницы. Сейчас в вас целятся четверо арбалетчиков.
– Я не собираюсь вас убивать. Тем не менее, хочу кое-что показать вам, прежде чем мы продолжим беседу.
Я расстегнул и распахнул свой медвежий полушубок. Под ним мой торс туго охватывал широкий матерчатый пояс с карманами. В эти карманы были вложены параллельно друг другу длинные прямоугольные металлические коробочки. Те, что изготовил для меня кузнец.
– Внутри порошок, – любезно пояснил я. – Тот самый, что уничтожил вашу армию и обрушил стены Греффенваля. Перемешанный с гвоздями и острыми железными обрезками. Не стану врать, этого количества недостаточно, чтобы разрушить Блюменраль. Но в этой комнате никто не останется в живых. Я в любой миг могу сделать это сам, или это могут сделать ваши арбалетчики. Удар стрелы вызовет детонацию и взрыв.
Лоис помолчал еще несколько мгновений. Затем сделал знак рукой, предназначавшийся, очевидно, не мне.
– Я отдал команду не стрелять. Что вы хотите?
– Ваши стрелки нас слышат?
– Нет, если не повышать голос.
– Хорошо. Я пришел, чтобы отдать вам тайну, желание обладать которой стоило жизни вашему отцу. Тайну порошка.
– Я не ослышался? После того, как вы рассказали ее Йорлингу, и вся наша армия…
– Я не рассказывал ее Йорлингу.
– Вы что же, – усмехнулся Лоис, – хотите сказать, что он украл у вас рецепт этой адской субстанции?
– Йорлинг не знает рецепта. Никто из живущих не знает. Он пользуется лишь тем, что изготовил для него я, и его запасы на исходе. Сейчас ваше положение практически безнадежно. Наладив собственное производство порошка, вы сможете победить.
– Почему вы предлагаете это мне?
– Деньги, – пожал плечами я.
– Йорлинг, как видно, плохо платил вам, – довольно осклабился Лоис.
– Зато вы заплатите хорошо.
– Сколько?
– Двадцать тысяч крон.
Он чуть не поперхнулся, услышав эту сумму.
– Все-таки вы сумасшедший.
– Я – человек, который предлагает вам Империю. Неужели она не стоит каких-то двадцать тысяч?
– У меня нет таких денег. И кроме того, – он усмехнулся с чувством снисходительного превосходства богача над бедняком, – вы, похоже, не представляете себе, сколько занимают и сколько весят двадцать тысяч золотых монет. Я что-то не вижу с вами носильщиков.