Приговоренные к войне

Я вслушивался в тишину, но состояние покоя не приходило. Как бы там ни было — тишина ничего доброго нам не сулила. Последнее время она была плотной и бархатной, как театральный занавес. Но, за этой пеленой, скрывающей многое до условного знака невидимого распорядителя, уже стояли неизвестные актёры. Стояли, затаив дыхание, и ждали этот знак. Чтобы сорвать в одночасье занавес. Чтобы вероломно начать спектакль, в самом начале которого все ружья, развешенные на стенах, стреляют в зрительный зал.

Гастрольная труппа наверняка порадует нас крутой «премьерой». Пауза, во время которой нас «оставили в покое», затянулась куда дольше самой грандиозной «мхатовской», но рало или поздно и она окончится...

Сегодня же тишина мало напоминала занавес. Она повисла пересохшим постиранным одеялом, которым, несмотря на чистоту, не хотелось накрываться.

В воздухе ощутимо пахло нашествием. Оно предощущалось по напряжению часовых спиралей и подрагиванию минутных стрелок. Оно прощупывалось хаотическими паузами в разгулявшемся пульсе. Оно присутствовало во взглядах, зависавших на полпути и не видящих объект. Оно изводило присутствием ничего не понимающих, взбудораженных птиц, возбуждённо налегающих на трели, но помимо воли делающих всё более длинные перерывы. Паузы длились. Плодились, И неотвратимо расползались, выгрызая звуки...

В последние дни я ощущал себя исполнителем главной роли в новой версии старинной сказки «Золушка». Нет, я не чувствовал себя девушкой! Скорее — переодетым трансвеститом, согласившимся изображать другого человека и выполнять чужие функции. А ещё — я был очень зол! Именно из-за этого, а не из-за обязанности копаться в золе — приглянулось и пристало имя. Я постоянно ничего не успевал и мыслил только категориями специальных операций, забыв про обычные. А мачеха-жизнь всё ставила и ставила невыполнимые на первый взгляд задачи. Сегодня вот — она высыпала в огромный чан все имеющиеся семена, перемешала их и потребовала рассортировать. Каждый вид в отдельный мешок.

Иногда мне казалось, что этими семенами были мои мысли, иногда, что этими семенами... были МЫ сами.

Разносортица. Нас смешали в одночасье. И посеяли, кидая горстями в сухой враждебный грунт. Ой, будут ли всходы?!

Башня, посягнувшая достичь небес, разваливалась. Кирпичи осыпались, с грохотом падая на землю. Тот, кто смешал наши наречия, как семена разных сортов, — мог быть доволен. Среди земных воинов и действительно началась нешуточная неразбериха. И если в однородных национальных подразделениях фактор непонимания влиял только на совместные действия, то в тех, которые из-за понесённых потерь были вынуждены восполнять численность за счёт инородцев — ситуация была намного серьёзнее. Здесь проблемой было даже добиться от всех единообразного понимания поставленных задач.

Именно это явилось причиной единственного настоящего поражения от десанта «черношлемников».

Осталась в прошлом та памятная стычка с чёрными «демонами», когда мы немного опоздали на помощь гвардии Чингисхана, но, тем не менее, одержали полную победу. И даже захватили в плен сто сорок два локосианских «солдата». После этого, если быть честным — тишина прерывалась трижды. Судя по донесениям посыльных, с того времени произошло ещё три подобных десантирования вражеских отрядов, с каждым разом — всё большей численности. Все столкновения произошли неподалёку от узловых терминалов, ещё не блокированных нами. Последнее из них, наше подразделение, входящее в состав Карфагенского корпуса, проиграло вчистую! Виной, конечно же, было «смешение языков» — в сводном отряде насчитывалось около пятнадцати национальностей из разных эпох. Непонимание и суматоха на первом этапе сражения, когда ещё можно было рассеять локосиан издалека, превратились в панику и всёпожирающий ужас, после первых слаженных залпов локосианских излучателей.

Самое странное — после одержанной победы, локосиане не стали развивать успех, а ретировались. Вернулись назад в свой мир через тот же узловой терминал.

Что-то здесь было не так! Как будто главной задачей у них, с недавних пор, стало не одержание победы, а... накопление боевого опыта. И хотя душа надеялась на русское «авось!»— умом я понимал, что не может, не может столь могущественная цивилизация бесконечно долгий период находиться в ступоре!

Иначе она давно бы уже валялась на помойке мироздания. Пусть у них проблемы с настоящими воинами в частности и с милитаризмом вообще, но техника-то, чёрт возьми, у них мощная и эффективная! Уж коль хватает ума и возможностей следить чуть ли не за каждым нашим шагом...

Глава четырнадцатая НАШЕСТВИЕ

Когда постовые сообщили о приближении какого-то вооруженного стада обезьян, я первым выскочил на крыльцо. Показав жестом — оставаться на местах! — побежал по тропинке, ведущей к упомянутому посту.

Я ждал его. Знал — рано или поздно он появится. Более того — он был мне нужен. ОЧЕНЬ нужен. Поэтому амулет Крома, завоеванный в честном поединке, лежал в моём кармане, ждал своего часа.