Приговоренный к низложению

Женских особей у Хозяев было мало. Вокруг каждой матки формировался «рой» из защитников и воинов, которым она принадлежала и рожала потомство. По сути, это и была единственная ее задача — рожать как можно чаще и больше. Младенцев выхаживали знахари, а как только им исполнялось пять, потомство передавали воинам на воспитание.

Но эта чужая матка кормила младенца грудью. Она была ростом с миниатюрную человеческую женщину, может, немного ниже. Ее свободное алое платье струилось до самого пола. Блики огня от очага ложились на белые, как молоко, волосы — непривычно короткие, до пояса, в то время как обычно волосы у маток доходили до колен или даже щиколоток. У незнакомки были тонкие брови вразлет, очень крупные зеленые глаза, маленький нос и острый подбородок. Он стоял и смотрел, чувствуя, как внутри разгорается какая-то необъяснимая, смутная тревога.

Матка заметила нежданного гостя. Хмурое лицо взъерошенного мальчонки заставило ее улыбнуться.

— Привет, — прошептала она. — Ты, наверное, Шахар?..

Он скупо кивнул, еще сильнее насупив брови.

— А меня зовут Ая. Может, присядешь? Я бы хотела с тобой поближе познакомиться.

Шахар хмыкнул, твердо решив уйти к себе — но вместо этого неожиданно для самого себя послушно сел на скамью.

В комнате пахло чем-то сладким и теплым — наверное, ее молоком и младенцем. Ая застегнула платье на груди, поправила малыша на руках, присела рядом с Шахаром и тихонько, баюкающе запела, покачивая ребенка.

В ней было что-то невероятное и чарующее. О том, что она — полукровка самого древнего роя, именуемого Хозяевами «чистокровными», Шахар тогда не знал. Но не почувствовать, что магия Аи особенная, он не мог.

У него перехватило дыхание. Мальчик, не знавший материнского тепла, смотрел, как нежно и ласково Ая обнимает своего малыша, какими глазами глядит на него, как улыбается…

Шахару так не улыбался никто. И никто не пел ему колыбельных.

И в это мгновение ее рука легла ему на плечо — так естественно и просто, словно каждый вечер Ая вот так пела песни, придерживая одной рукой младенца, а другой обнимая Шахара. Как если бы и он был ее сыном тоже.

Сначала ему хотелось заплакать, потом — убежать. Но он не мог подняться с места, словно корни пустил. Ая мягко привлекла его к себе и продолжала петь, а Шахар будто проваливался в ее обволакивающую ласку, в ее тепло, и почему-то впервые в жизни он почувствовал себя защищенным и умиротворенным. С каждым новым вздохом ему становилось все легче и спокойней…

Потом она положила ребенка и шепотом сказала:

— Я очень рада, что ты пришел. У меня здесь совсем нет друзей, и мне одиноко.

— Почему твои волосы… обрезаны? — почему-то спросил он.

Ая пожала плечами.

— На поверхности мои волосы считаются длинными.

— Ты жила на поверхности? — удивился Шахар. — Я думал, маток не выпускают из-под земли.

По правде говоря, их вообще обычно не выпускали из личных комнат.

— Да, я жила на поверхности, — с грустью в голосе отозвалась Ая. — Далеко отсюда… Там очень тепло, небо синее, солнце и много цветов…

— На Сангуисе тоже много цветов, — ревниво буркнул Шахар.

Ая улыбнулась.

— Да, ты прав…

— Твой ребенок — воин или матка?

— Не то и не другое, — с гордостью ответила она. — Это мальчик, и он рожден, чтобы стать принцем — как и ты…

Ая не знала, какая участь ожидает подземных принцев. А Шахар не отважился рассказать. Так началась их странная дружба, длившаяся всего полтора года.

Потом у сына Аи определился аспект. Вопреки уверенности знахарей, это была не пустота, а земля. Сначала Шахар обрадовался — ведь если не станет малыша, все тепло и внимание Аи будут принадлежать ему одному. Но когда он увидел ее опухшее от слез лицо, то не выдержал. И сам вывел Аю из подземелья вместе с ребенком.

На прощанье она поцеловала его в лоб и сказала, что Шахар непременно выживет. Так же, как и ее сын.

И он действительно выжил, хотя дважды оказывался на волоске от гибели, и когда это случилось в последний раз, Шахар вдруг решил, что больше не будет бояться. Никогда. Что бы не случилось. Потому что бояться — удел раба, а он должен стать Альтарганом!

На тот момент Шахару было пятнадцать лет.

Больше приступы лихорадки не возвращались. Но каждый раз, когда в нем начинали шевелиться детские страхи, он почему-то вспоминал Аю, ее теплые руки на своих плечах и те самые слова…

Голос капитана вывел его из размышлений.

— Не желаете ли взглянуть, Альтарган? — с улыбкой сказал он, передавая ему подзорную трубу. — Вон та голубая линия на горизонте — это Игнис.

Шахар посмотрел в указанном направлении, но никакой «голубой линии» разглядеть так и не смог. Не каждому дано увидеть тонкую кромку земли между двумя безднами — небом и морем.

* * *

На призыв Элгора собралось куда больше живых, чем можно было предположить: около двух сотен, в основном демоницы и детеныши. Рик напрягся. В глазах, устремленных на него, он читал ненависть вперемешку с недоумением.

Они видели его аспект, и не могли не понимать, что Рик имеет отношение к врагу, который их сокрушил. А между тем и одного факта, что перед ними был человек, было бы достаточно для ненависти.