Приёмная дочь Бабы Яги

— Хозяюшка, послушалась бы ты Терентия, — ласково проговорила домовушка, погладив девушку по руке. — Уморилась вся, бледненькая вона какая. Тебе бы выспаться хорошенько.

— А Ивушка? — не сдавалась Златка. — Вдруг проснётся, а я сонного зелья напившись спать буду и не проснусь.

— Будь спокойна, хозяюшка, за детонькой мы приглядим, — продолжая успокаивающе поглаживать царевну по руке, уверяла её маленькая женщина. — Да и спать крохотулечка наша будет уж точно крепко, она же с Хмуричем так озорничала проказница, нахохоталась, наползалась.

После слов Марфы, губы Златы растянулись в тёплую, счастливую улыбку и всё плохое окончательно, словно метёлкой из души вымело. Да, маленькая Василиса с каждым днём становилась всё непоседливее и непоседливее. Кроха быстро осваивала все младенческие премудрости. Пусть и сидеть малютка могла пока только с поддержкой, да и ползала ещё плоховато, но ещё пройдёт чуть-чуть времени, и за этой егозой уже не уследишь. Да и слоги отдельные начала проговаривать, но редко, потому как общаться предпочитала со всеми по средствам смеха, попискивания и плача. А Златослава очень ждала, когда же доченька скажет заветное слово «мама».

— Хорошо, — мягко улыбнувшись, произнесла Баба Яга и поднялась из-за стола. — Пойду, зелье выпью и спать лягу.

— Вот и правильно, Ягусь, — поддержал Златку фамильяр.

— Доброй ночи! — пожелала девушке Марфа.

— И вам! — проговорила Ёжка, направляясь в спальню.

В комнате слабо теплилась одинокая свеча, оставленная на столе. Именно в его сторону и направилась царевна, чтобы выудить из небольшого деревянного короба склянку с сонным зельем. Осторожно ступая, Яга пересекла помещение, откинула крышку короба. Свет свечи заискрился на стеклянных боках разнообразных бутылочек, заставляя разноцветное содержимое стать словно бы ярче. Злата полюбовалась аккуратно разложенными зельями и настоями, провела пальчиком по плотно закупоренным пробкам, словно пересчитывая, и безошибочно вытянула небольшую склянку с плескавшейся в ней изумрудно-зелёной жидкостью.

Вместе со склянкой Баба Яга направилась к постели, быстро разделась, оставшись в нижней рубахе, юркнула под одеяло и только тогда, откупорив зелье, сделала глоток. После Злата только и успела, что поставить склянку на столик. Через мгновение она уже спала сном без сновидений.

Утро выдалось таким замечательным, что открывать глаза сразу очень не хотелось. Ягуся позволила себе немного подремать, наслаждаясь тем, как по лицу скользят тёплые солнечные лучики, за окном весело чирикают птахи, чуявшие скорую весну, и не особо прислушиваясь к тихим голосам, доносившимся из кухни. Последнее время девушке редко выдавалось счастье вот так понежиться в постели, ибо Василиса обычно поднимала всех ни свет, ни заря.

Ёжка улыбнулась и, сладко потянувшись, открыла глаза. Что-то неправильное она почувствовала почти сразу и потому затаилась, прислушиваясь к внутреннему голосу. Внутренний голос молчал, а вот тихие голоса, доносившиеся из кухни стали слышны отчётливей. Один голос без сомнения принадлежал Терентию, обстоятельно рассказывающему историю появления в Избушке малютки Василисы. Второй голос тоже был Златославе знаком. Узнав говорившего, царевна мигом подскочила с постели, поспешно натянула видимо приготовленное Марфой шёлковое верхнее платье, разложенное и расправленное на стуле, и стремительным шагом направилась в кухню.

На пороге Яга остановилась, с нескрываемым удивлением разглядывая открывшуюся картину. А удивляться было чему. За простеньким, но добротным столом, на покрытой шерстяной накидкой лавке, восседал сам царь Ростислав Всеволодович Кощей. Да не просто восседал, а с шутками и прибаутками развлекал возившуюся на его руках Василису. За всем этим с подоконника наблюдал довольный донельзя Терентий, от печи за тем же следила Марфа, нарезающая соломкой морковь для похлёбки.

— А вот и мамка твоя беспутная проснулась, — весело сообщил малышке Кощей.

— Папочка! — воскликнула Златка, вложив в это слово одинаковое количество радости и укора.

— Па-па-па-па, — громко выдала Василиса и рассмеялась.

— Э-э-э-э, нет, — с усмешкой произнёс Ростислав Всеволодович, поднимая малышку так, что бы его лицо и радостное личико девочки были на одном уровне, — это для родительницы твоей я папа, а для тебя я дедушка. Ну-ка, скажи — Де-да! Де-да!

— Та-та-та! Уииии! — звонко воскликнула кроха, протянула ручку и с восторгом ухватилась за нос царственного дедушки.

— Понял, — засмеявшись, проговорил царь Кощей, — слово «дед» будем учить позднее.

— Папа, — как-то растерянно и одновременно с тем растроганно увиденной картиной тихонько произнесла Златослава.

— Ну, здравствуй, горе ты моё луковое! — улыбнувшись, произнёс Ростислав Всеволодович и, осторожно прижав одной рукой к себе малышку, вторую простёр к дочери и с улыбкой произнёс. — Отца-то может, обнимешь, а то прямо как не родная!

— Папка! — со всхлипом бросилась в объятия отца царевна и, уткнувшись носом в бархатный кафтан, крепко обняла родителя.