Приёмыши революции (СИ)

- Верно. Но я могу предложить вам не быть вечно страдающим куском венценосной плоти, ненавидящим в себе в равной мере желание жить и желание умереть, а попытаться сделать то, что считали для себя немыслимым. Вы не можете изменить своё прошлое, но вы можете что-то сделать для своего будущего. Выше вы говорили о солдатах, благословляющих жизнь несмотря на перенесённые раны и увечья. Рад, если вам действительно попадались лишь те, в ком говорило мужество, воля к жизни, а не малодушие, рад, если за волю к жизни вы не принимали смирение, апатию, не дающую человеку выбрать смерть, но так же не дающую и выбрать жизнь. Так если вам действительно дорог пример этих людей - вы поступите так же. Проживёте столько, сколько будет вам отпущено, столько, сколько сможете сражаться со своей болезнью, а не позволите принести себя в жертву не благу страны даже, а интересам кучки беспринципных негодяев. В моей власти только дать вам шанс, а не обеспечить всю вашу дальнейшую жизнь, это верно… В том смысле, что я не могу прямо сейчас сказать, где вы будете жить, у кого, и тем более как долго. Я не знаю этого пока сам. Но это можно решить уже после того, как мы выберемся отсюда. Даже если вы полагаете, что жизнь на новом месте будет много трудней, чем здесь - должно ли это останавливать вас?

Алексей замолчал. Всё то, о чем говорил этот человек, было и верно и правильно, до известной степени. Точнее - ровно до того момента, как он пытался представить себе эту эвакуацию - и чувствовал, что хотел бы в панике бежать от самой смутной картины. Казалось бы, сама мысль о возможном спасении должна вселять радость и нетерпение - а вселяла один только страх. Тому было достаточно причин - разлука с любимыми родителями и сёстрами, и то, что все они, кроме отца с матерью, будут так же разлучены между собой, и полная безвестность предстоящего пути, и необходимость зависеть, необходимость лгать о себе. Не говоря о том, что родителям может и не повезти в случае, если на них действительно совершат покушение, об этом попросту тошно думать, как и об этих двойниках, которые должны будут в таком случае отдать свои жизни за них - кем бы они ни были, но невозможно знать о чьей-то смерти и не чувствовать скорби, не чувствовать себя соучастником… Да, как ни тошно и беспросветно существование здесь, но оно по крайней мере известно и знакомо, а побег… не приведёт ли к чему-то во сто крат худшему, чего сейчас и не представить? Да, этот человек прав, это трусость, и никак иначе, но хоть тысячу раз назови это трусостью, не станет легче.

- Видимо, не должно… Знаете, вас стоит поблагодарить за одно только это доброе намерение, даже если оно и не осуществится. Хотя возможно, сами вы не назвали бы его добрым, а только отвечающим вашим интересам, ведь вам не за что быть к нам добрыми. Но вы вселили смятение в сердца моих близких, и это смятение лучше уныния. Я слышал, как девочки говорили, как это прекрасно, что в ком-то из вас можно встретить справедливость и благородство. Не обижайтесь, мы узнали достаточно страха за это время… Но теперь кроме страха появилась и надежда. И хотя к тому прибавились новые страхи… Говорят, что жалеть о не сделанном куда горше.

========== 15 июля. Операция “Царское зеркало” ==========

Хотя ночные волнения никого не оставили полностью, как вода после дождя под лучами взошедшего солнца в одночасье не высыхает - всё же было солнце, всё же было приподнятое настроение, кому-то показалось бы, быть может - необоснованно приподнятое… Всё же, должна была себе признаться даже Татьяна, брошенное Марией о предстоящем освобождении из этих стен оставило след и в ней. Не отрицая, что впереди ровно ничего лёгкого и беспечального - однако смена опостылевших декораций на живой, настоящий мир, который уже больше года они видели преимущественно из окон, как ни страшен и непостижим этот мир сейчас - это возможность жить… Не от страха перед возможными заговорщиками тут уже можно бежать, а от безысходности тюремного режима, насколько силён страх смерти, когда чувство беспомощности и бесправности выпивает жизнь по капле? Так, наверное, корабль, стоявший на мели, заброшенный и медленно разрушающийся, будет счастлив нахлынувшей волне, вырывающей его из плена песка, пусть она и угрожает разбить его в щепки…

Она видела, как смесь тревоги, нетерпения, сомнений, воодушевления захватывает её сестёр, и видела, что им куда сложнее сдерживать, скрывать эту взбудораженность. Наилучшим выходом, конечно, было занять руки, да и голову, работой. С утра Татьяна и Мария, пока Ольга и Анастасия выводили на прогулку Алексея (маменька протестовала, потому что с утра было ещё довольно прохладно, однако он настоял), помогали Ивану Михайловичу на кухне - месили хлеб. Едва развернулись все на одной кухне - там же над кастрюлей шаманил Юровский, жаль, не видела Ольга, сказала бы, что зрелище любопытное. Сновали под ногами белобрысый Мельников и поварёнок Лёнька, получая соответственно каждый от своего начальства различные поручения.