- Вам тут говорили, небось, что кому здесь можно доверять, а кому и не очень… Я о том, что замена сегодня ночью будет, и сам два часа назад узнал, например. А так бы подняли ночью и перед фактом поставили - принимай новых людей… У нас на этот счёт, конечно, всё просчитано, что только не отрепетировано, а внезапность сумятицу вносит. И говорить с вами вот так, перед самым отходом ко сну, подозрительно для кого-то может стать… Если б я папашу твоего мыться потащил или там покурить на кухне или стопку-другую пропустить, так это б точно не очень поняли. Так что слушай и запоминай, на это вся их надежда. Через полчаса вас проверять пойду - все в постелях чтоб были, но ни один чтоб не спал. Когда эти, меняться, прибудут - вы это услышите, поди, к тому времени можете с себя поснимать побрякушки все, ну и одёжу верхнюю - чтоб потом меньше было замороки… Придёт солдат - кто точно, не знаю, может, Марконин или Антонов, кого проще будет - принесёт узел с вещичками, в которые надо будет переодеться. На себе ничего из прежнего не оставлять - ни белья, ни серёжек, ни креста нательного, не дай бог, какую мелочь утаите… Узлы с этим всем, что с себя снимете - отдать солдату, это для замены вашей. И - ждите. Одного за другим вас из дома выведут. Зажми нос. - окунув намыленную голову мальчика в воду, он растрепал пятернёй волосёнки, вызвав ещё один протестующий писк, точнее - бульк, - там будете действовать по указаниям, но сразу упреждаю - сами старайтесь на глаза никому не попасться. Вообще никому, тем более двойникам вашим.
- А двойники, они… они думают, мы, настоящие - где? - Алексей отфыркивался от воды и пытался протереть глаза.
- А кто где… Кто будто умер, кто сбежать исхитрился, для каждого своя легенда.
- Что, все пятеро?
- Тебе об этом зачем знать? Повернись, спину потру. Ох ты ж, статуэтка фарфоровая, как тебя мыть-то, чтоб не поломать…
- Так дайте, я уж сам… Да просто странно мне - как же они это воспримут, что всех пятерых-то меняете? Ведь проговорятся между собой, наверняка…
- Не каркай. Ну, друг о друге они знать не будут, в смысле, что и другие - не настоящие… В том и сложность главная, так бы голова, знаешь, меньше болела. Но это опять же забота не твоя.
- А… а слуги? Их-то вы предупредить успеете? Лёньку… он ведь, хоть сообразительный, всё ж ребёнок, может оговориться нечаянно…
- Со слугами уже по… ах ты ж чёрт, ещё ж малец… Ну, завернём его завтра с утреца под благовидным предлогом… Всё равно с этим ему и самому играть не захотелось бы…
- Может быть, вы… отвернётесь? Я вылезать буду…
- Ох ты ж стеснительный! чего я там не видал? У меня своих трое, и один твоих лет… Ты сам три часа одеваться будешь, матушка твоя всполошится, что я тебя тут утопил…
Алексей поднял со стульчика часы, посмотрел на них с грустью, едва сдерживая слёзы.
- Ни разу не ломались с тех пор… Нет, я понимаю, что взять нельзя… Уж если крест нельзя, так это - подавно… Просто бывает, с вещью грустно прощаться - как с человеком…
- Получишь в своё время обратно, не переживай. Так же исправно тикающие. Вещи, они потерпеливее людей…
15-16 июля, ночь со понедельника на вторник
Никогда ещё душная июльская ночь не казалась такой живой. Она дышала, она смотрела, она, почти несомненно, даже думала, поблёскивая с небес редкими звёздами и подшептывая ветром в листве. Глупости, конечно, и игра больного воображения. Хотя наверное, эта-то ночь могла себе что-то такое позволить… Всё же была она необычной, если не по рискованности предстоящего, рисков-то и помимо было немало, и где-то, возможно, даже больше, то по его нетривиальности…
Она отлипла наконец от щели в заборе, обернулась, нервно переступив с ноги на ногу, облизнувшись. Чем-то напоминая нетерпеливую молодую лошадь, сильную, глупую, опасную этой глупостью… Дай бог или чего там, чтоб всё же ума у этой женщины было побольше, чем у лошади.
- Что, лезть уже?
- Давай. Там у дома встретят, влезешь через окно, он поможет… И дальше там поможет… А в остальном сама себе поможешь.
Спасибо, что ни говори, ни одного фонаря не горит. Избавили от счастья хоть сейчас видеть эту морду… Но хищный блеск глаз всё-таки угадывается, слишком хорошо. И ещё измерь, чего в нём больше, алчности или страха.
- Тебе хорошо… Ты, если что, весь в мажоре. А я… оно понятно, куш большой за просто так не даётся, но и сдохнуть, если коснись, охота не так люто. Где оступлюсь…
- Значит, не оступайся. Как-то до сих пор умела, и тут сумеешь.
По тону чувствуется, как скривила губы.
- До сих пор, сравнил… То ли мелкую дворянскую сиротку играть, то ли цесаревну!