- Ай, иди ты. Ну уж извини, вместо тебя цесаревну сыграть не могу. Да не гони раньше времени, я тебе всё раз десять уже вроде обстоятельно расписал, чего ещё не поняла? Знал бы, что ты такая нюня, другую б взял, да вот похожа ты мордой на ту царевну больше других… Да кого тебе там бояться? Охрана вся новая, старую, видать, теперь в расход за такой казус пустят, подмены не распознают. Комендант в деле, ему самому жить хочется. Николашка с жёнушкой подавно, они второй день трясутся, что раскроют их враки про дочкину болезнь… Примут как родную и остальных дочурок на то же настропалят. Им, если узнают, что они дочурке побег устроили, не лучше выйдет, чем тебе за подмену, так что ещё сами и научат, и выгородят… Ты знай сиди и мило улыбайся, если кто сунется. Хотя кто там сунется… Дня через три город белочехи займут, тут уж никому не до тебя будет, кутерьма знатная получится… Там уж как сумеешь, не мне тебя учить. Много не хватай, разум тоже иметь надо. Рви на хату к Ненашину, он вывезет, там я весточку пришлю, там сочтёмся…
Вроде, приободрилась… Ага, ещё б не приободрилась, как про драгоценности напомнил. Анна Ярошина если что и любила больше, чем драгоценности, так вкусно пожрать или выпить после их сбытия, и то не факт. И в свою удачу до недавнего времени веровала, как не каждый поп в священное писание. Недобрый же случай привёл её в её гастролях через Екатеринбург… или добрый, это кому как. Здесь она первый раз и совершенно глупо попалась, здесь впервые по-настоящему испугалась, сидя в подвальной камере местного ЧК. На малый срок можно и не уповать, да что там, и на большой - времена нынче крутые, церемонии да суды с адвокатами для всякого паршивого ворья не разводят, пулю в голову и весь разговор. Однако Анюте повезло и в этот раз совершенно неожиданно и сказочно - пришедшим по её душу представителем новой власти оказался Никитка Кошелев, в определённых кругах носящий прозвища Кошель и Меняла. Ничего странного в этом не было, мало ли сейчас вчерашних проходимцев, а ныне важных людей при посте и власти? Сколько она о том Кошеле слышала - лично-то встречаться не доводилось - с этого-то сталось бы, парень славился как оборотистый. Узнав, кто попался ему в руки, Кошель быстро сообразил беспроигрышное дельце - есть вариант для Аньки сработать по-крупному, тут как раз в Доме Особого Назначения того гляди переполох подымется, когда вскроется, что одна из царёвых дочек сбежала. Комендант пока дело замалчивает, а то ж его голова первой с плеч полетит, тут и в розыск нормально не пошлёшь… Пришла идея вместо неё найти девку похожую - ничего прямо особенного-то в их наружности нет, девки как девки, хоть и царевны. Понятно, что кто из близких - подмену бы сразу отличил, но о близких тут речи не идёт, а дальних Анька как-нибудь убедит, ей не привыкать. Всем выгода - и царю с царицей, и коменданту, и Кошелю с Анькой, как улучится минутка, она с какой-нибудь царской шкатулочкой сбежит, ну а дальше дело известное…
- Ладно, Кошель, век прощайся - не напрощаешься, - она бодро усмехнулась, отодвигая наконец доску в заборе, - пожелай, что ли, не пуха… А ну как насчёт белочехов и переполоха не сбудется, что тогда?
- А тогда уж как-нибудь, сама не маленькая.
Девица расхохоталась.
- Это-то да, да тут случай не шибко лёгкий. Мамашка ладно, считай - старуха, так там же ещё три девки и сам Николашка… Это не считая охраны, да у них же ещё слуги есть… Ты за кого меня держишь, за богатырку? Ладно, поди, получится у кого наган стащить…
Доска наконец легла на место, Никита сколько-то времени смотрел на неё серьёзным, мрачным взглядом, слушая шелест удаляющихся шагов - сейчас пересечёт сад, там встретится с Денисом, он её через окно запертой, как считается, комнаты в дом и втащит… Почти сделано дело. Уж его часть, во всяком случае, сделана. Крепко заблуждалась Анюта в одном, что было, впрочем, не сильно и её виной - симпатичный мужчина в красноармейской гимнастёрке, проводивший её до забора Дома Особого Назначения, был полным тёзкой того Никиты Кошелева, о котором она слышала «добрую молву». Зато вот о славных её подвигах, по долгу службы, знал даже побольше, чем мог бы настоящий Кошель.
Никита наконец развернулся и зашагал прочь по пустому, к великому счастью, переулку. Ночь была жаркой, однако почему-то морозило. «Ох и тварь… Казалось бы, чего мне их жалеть, а жалко… Такую-то змею дочкой предстоит называть…»
Да, ночь жила. Дышала тихо, но жарко прямо в лицо - это невозможно не ощутить, когда ты с ночью в настолько тесных объятьях, когда чувствуешь, как бьётся под корсетом из плотной материи листвы, темноты, смутным очертаний её горячее сердце…