Приёмыши революции (СИ)

- Понимаешь, больно уж яро она доказывала, что сама видела, как ты Аркаше нож в сердце воткнул. И она, и мамаша - в один голос, одними словами. А я так подумал - да как же она видела, если от окон до того забора - добрых футов тридцать? Да ещё нож разглядела… А ночь-то безлунная была. А Екатерина Сергеевна так и вовсе, с её-то зрением… А мы, правду сказать, на дом этот давно с подозрением поглядывали - больно уж часто эти сироты, взятые на воспитание, мрут. Да кто их знает, чего мрут, больные были, вот и померли, врач так говорит, вот и зацепиться нам было не за что…

Видать, Аркадию - нашлось, за что. Потому что он пригрозил Вере, что не только не допустит, чтоб его друг связал жизнь с таким чудовищем, но и всем правду откроет. Вот нервы у Веры и не выдержали.

Мать, когда свои подозрения пересказывала, не с того конца заходила. Не о том надо было, что люди говорят и что ещё скажут, а что самой-то Вере про эти разговоры тоже известно.

С самого детства Вера тяготилась своим не вполне чистым происхождением, унаследовав эту черту от обоих родителей. С самого детства находилась под влиянием бабки, второй дедовой жены, женщины властной, с отменой крепостного права и потерей через это двух деревень, так и не смирившейся. Её, в отличие от мужа, которого не устраивали размер выкупа и рассрочка, унижал сам факт, что она больше не владеет ничем. Деньги - это ничто, деньги - бог безродных торгашей. Без земли и живущих на ней людей словно и их опустили до этого паршивого сословия. Такова же росла и Вера - то, что не быть ей никогда настоящей барыней, ранило её ещё больнее, чем «неполноценность», пусть и не обсуждаемая вслух, их семьи. Взятых ей в услужение сирот она воспринимала не иначе, чем как свою собственность, обращаясь как с живыми игрушками - в хорошем настроении баловала, за малейшую провинность нещадно избивала, запирала в холодном подвале, морила голодом. Само собой, иные такого обращения и не выдерживали - хилые дети городской бедноты обыденно отправлялись на погост, благо, врач - близкий друг семьи - писал в заключении что требовалось. Может быть, никогда бы Вере за всё это ничего не было, но с Аркадием, парнем настолько речистым и обаятельным - раз сумел разговорить служанку и даже убедить её помочь сбежать двум девочкам, которые потом тоже прошли свидетелями, насколько и честным и справедливым - раз уж пообещал «барыне» костьми лечь, но милые её развлечения прекратить - у неё вышел промах. Он-то лёг, но такого скандала даже её семье было уже не замять. Всё, что смогли сделать многочисленные связи - это минимально огласить процесс да добиться смягчения всего лишь до шести лет каторги. Шесть лет эти только в этом году истекали, и глядя сейчас в спину остановившейся в густых зарослях напротив нужного окна, в ожидании условного знака, женщины, он думал - хватило ли их, чтобы отработать, искупить содеянное? Вопрос непростой…