– Уже слишком поздно, чтобы переодевать тебя в чистое платье. – Ее голос лоснится от удовольствия. – Придется спать так.
Уомак смотрит на все это и улыбается. Он хочет, чтобы я заплакала. Грудь распирает от рыданий, но я не даю им вырваться наружу. Не позволю. Только не когда он смотрит на меня. Ни за что.
Он старается удержать самодовольную улыбку, но ему это не удается, потому что я смотрю на него и ему все еще страшно. Я держусь за эту мысль. Держусь, цепляюсь за нее и клянусь отомстить ему.
Позже я просыпаюсь – или мне это только кажется? – может, это было только сном.
Лицо Уомака так близко к моему, его усы щекочут мне кожу:
– Я положу конец твоим неестественным фантазиям. Я вылечу тебя.
У него злая, очень злая улыбка, и теперь страшно уже мне. Когда я кричу, никого рядом нет. Дверь заперта, и в комнате темно.
Глава 24
Длинноногая паучиха медленно ползет к углу над моей кроватью, на ее брюшке кладка кремовых яиц. Она сидит и смотрит на меня, а я – на нее. Из-за тяжелой и плотной тишины мне кажется, что я сплю и вижу сон.
Стул передвинули. Теперь он возле окна, а не там, где обычно. Не помню, ни как вернулась в комнату, ни как с меня стащили вонючее платье с длинными рукавами.
Дверь открывается и входит Диамант. Его лицо раскраснелось, ноздри побелели. Наверняка опять спорил с Уомаком. Обо мне.
Закрывает дверь милая санитарка с выступающими зубами, которая обычно играет на пианино.
– Это миссис Такер, – представялет ее Диамант. Никогда не думала о них как об обычных людях с обычными именами, жизнями и семьями.
Он передвигает стул на привычное место. Когда дело касается таких мелочей, мы с Диамантом настроены одинаково. Мы оба понимаем, насколько важна обстановка и порядок, как важно, чтобы каждая вещь лежала на своем месте. Он садится. Такер держится позади.
– Миссис Такер можно доверять, – говорит Диамант, – и все, что вы скажете в ее присутствии, не будет предано огласке.
Такер улыбается.
– Я понимаю, почему вы разозлились на доктора Уомака, – продолжает Диамант.
Конечно, он понимает. Мы с ним похожи. Как две горошины.
– Но насилием никогда делу не поможешь.
Конечно, он ошибается, но я ему этого не скажу. Если бы я раньше обращалась к насилию, люди, возможно, относились бы ко мне с уважением, а не с презрением. Возможно, тогда Прайс испугался бы пойти против меня, как и Имоджен. Может, в таком случае я не оказалась бы здесь и была бы в безопасности.
– Слезы пойдут вам на пользу, – с сочувствием смотрит на меня Диамант.
Я провожу рукой по глазам и ощущаю пальцами влагу. Это странно, потому что не чувствую, что плачу или даже что мне грустно. Всему виной Диамант. Если бы он не был добр ко мне, то я бы не плакала. Я должна попросить его остановиться, прекратить быть таким добрым. Это не идет мне на пользу.
– Доктор Уомак сказал, что это грязь, – говорю я, – все, что я написала.
– Это правда, именно ее я и просил вас написать.
– Он сказал, что положит конец моим противоестественным фантазиям. Он говорит, что он излечит меня новым средством.
Диамант хмурится.
– Новым средством?
– Он так сказал. – Я не говорю ему, что это могло быть сном. Иначе он решит, что я все выдумала – и все записанное тоже. Он подумает, что это все ложь. Это не так. А теперь Уомак снова хочет отобрать те осколки моей жизни, которые я только что обрела.
Что-то капает мне на руку. Мои слезы.
– Вы устали, – произносит Диамант, – вас измучило пережитое испытание. Мне жаль, что вам пришлось пройти через такое… – Его челюсть напрягается. – Через такое варварское обращение. Я думал, что подобные методы ушли в прошлое, но, видимо, ошибался. Отдыхайте, а когда придете в себя, мы с вами выпьем чаю.
Чай. Как же мне хочется чая, но его нет.
Они уже почти у двери, и внезапно я понимаю, что не вынесу, если они так уйдут.
– Это был Уомак, – вырывается у меня. – Доктор из Эштон-хауса. Это был он.
Они возвращаются. Диамант хмурится и возвращается на свой стул.
– Когда вы это поняли?
– Когда… – Не могу же я сказать, что это было то видение с мистером Бэнвиллом в моей комнате. Даже я знаю, что видения не реальны. – Не могу точно вспомнить.
Диамант поджимает губы.
– Я знаю, что вы сердитесь на него.
– Вы думаете, я лгу? Вы говорите, что верите мне, но думаете, что я лгунья, как и он.
– Нет. – Он выпрямляется на стуле, переплетает пальцы. – Вы не лжете, а ошибаетесь. Верю, что вы видели его, правда верю, но это говорит не более чем о внешнем сходстве того врача и главного врача этой лечебницы. Возможно, они похожи прической или глазами.
– И тем, и другим, – говорю я.
– Такое бывает, – продолжает Диамант. – Мы связываем внешность того человека, которого видим ежедневно, с нашими воспоминаниями.
Значит, Уомак ему неинтересен. Нет, он и думать не хочет о том, что это может быть он. Память подвела меня, и я ошиблась, вот теперь они действительно уходят, оставляя меня наедине с безумием.
В четверг я просыпаюсь и обнаруживаю, что мир укрылся снегом. Поля слились с изгородями под белым одеялом. Из-за наледи на ветвях деревья напоминают скелеты.