Приют гнева и снов

Такер говорит, что я больше не пациентка Диаманта, теперь мой лечащий врач – Уомак. Больше никаких визитов в эту теплую комнату, ни горячего чая, ни торта. Теперь я почти не выхожу из комнаты. Уомак говорит, что чтение романов вызывает меланхолию и манию, так что в «Больших надеждах» мне тоже отказано, а читать Священное Писание у меня желания нет. Не хотелось бы случайно наткнуться на какой-нибудь излюбленный стих Прайса, поэтому я просто сижу и смотрю в пространство. Не думаю, что я пускаю слюни. Надеюсь, что нет. Даже истеричка перестала бегать вверх и вниз по лестнице. Смешно, но мне ее не хватает. В ритме, в самом сумасшествии было что-то успокаивающее.

Такер иногда сидит со мной, обычно она молчит. Мы говорим не о том, что произошло, а только о меняющейся погоде и небе, о других безобидных и безопасных вещах.

Стоит яркое утро, солнечные лучи по-прежнему бледны, а над рекой стоит туман. Я открываю окно и делаю вдох. Воздух пахнет весной. Скоро вся природа оживет, пока я прозябаю в этой комнате.

В коридоре слышен шум, шаги и голоса. Входят красивая медсестра и Слива.

– К тебе посетители, – говорит Красотка.

– Посетители?

Братья наконец пришли за мной? Нет-нет, как же я могла забыть.

– Они из комитета. Доктор Диммонд хочет, чтобы вы познакомились.

Мы идем вместе по коридору, спускаемся по лестнице. Возможно, посетители пришли, чтобы забрать меня в Ньюгейт[21]. Сердце замирает. Может, они пришли, чтобы отправить меня на эшафот. Я цепляюсь за перила лестницы. Нет-нет, Диамант говорит, что я невиновна, и я верю ему. Тогда, может, они приехали, чтобы выпустить меня? А что же мне надеть? У меня нет собственных вещей, даже пальто. Пальто я не носила с тех пор, как…

Я расправляю юбки. Я выздоровела. Я в здравом уме, как и все остальные. Я новый человек, новая версия себя. Все будет в порядке, пока там нет Уомака с его пристальным взглядом или любого другого человека с усами – а их носит большинство мужчин, в конце концов, – или человека с голосом, как у Прайса, с его белыми пальцами и грязными ногтями.

Мы движемся по коридору с бледно-зелеными арками и узорчатыми окнами, мимо кабинета Диаманта и приближаемся к кабинету Уомака. Мое сердце колотится все сильнее.

Если я сейчас побегу… Я оборачиваюсь, чтобы проверить, как далеко мне бежать, но Красотка оказывается прямо за мной. Она улыбается мне, как подруге, но я помню, как она кромсала мои волосы, когда я только прибыла сюда, когда мне было холодно, так холодно. Тогда она не была моей подругой.

Дверь открывается, и я вижу Диаманта. При виде его у меня замирает сердце, так что мне приходится сделать над собой усилие, чтобы не броситься к нему, как к отцу. Он выглядит постаревшим и усталым, хотя с нашей последней встречи прошло не более двух месяцев.

Его глаза все еще обрамляют морщинки, когда он улыбается.

– Здравствуйте, Мод, – говорит он, и на мои глаза наворачиваются слезы.

Я смотрю на потолок и делаю глубокий вдох. Теперь я могу взглянуть на него, теперь я могу улыбнуться.

– Доброе утро, доктор, – отвечаю я.

Уомак сидит в своем кресле с совершенно прямой спиной, а не откинувшись, как обычно. Комната пропахла его трубкой. В ней есть еще трое – три фигуры расположились на стульях у стены в тени. Один – пожилой, грузный, с седыми бакенбардами, двое других – моложе и напоминают близнецов одинаковыми усами и бакенбардами.

– Господа, – произносит Диамант, – позвольте представить вам Мод.

– Мэри, – бормочет Уомак.

Диамант моргает и продолжает:

– Вот уже на протяжении двух месяцев мне запрещают видеться с моим пациентом.

– С моим пациентом, – вставляет Уомак.

– Позвольте высказаться заявителю, – произносит старший из них.

Уомак ворчит.

– Благодарю. – Диамант переводит дыхание. – Мне не позволяют видеть Мод, которая очень важна для моего исследования. История и болезнь этой женщины делают ее наиболее подходящим объектом изучения. Мне поручили провести это исследование, однако доктор Уомак постоянно препятствует работе, срывает и иными способами вмешивается в лечение Мод.

– И это говорит человек, чей безрассудный эксперимент вызвал вспышку насилия у пациентки. – На несколько секунд Уомак останавливает взгляд на мне. Он вздыхает и оборачивается к посетителям. – Она впала в состояние перевозбуждения, начала слышать несуществующий колокольный звон.

Колокол звонит и сейчас.

– Она слышала несуществующие часы.

Напольные часы где-то за его спиной отбивают секунды. Маятник раскачивается из стороны в сторону.

– Когда пациентка стала буйной, мне пришлось вмешаться. – Уомак всплескивает руками.

Он встречается взглядом с Диамантом. Их безмолвный поединок продолжается, как будто они и забыли об посетителях, которые начинают ерзать и покашливать.

– Доктор Диммонд, – наконец произносит пожилой, – пожалуйста, продолжайте.

Диамант коротко кивает.