Приют гнева и снов

– Стойте. – Я делаю шаг назад. – Мне не хочется видеть Уомака.

– На этот раз захочется.

Я ей не верю, но любопытство пересиливает. К тому же у меня нет выбора. Она толкает дверь в кабинет. Его кресло пусто, он сидит за столом. На коленях Сливы картонная коробка. Она улыбается – это первая улыбка, которую я застала на ее лице. Она полностью изменила ее, сделала почти красивой. Уомак тоже улыбается, будто между ними какой-то секрет. Его улыбка заставляет меня вздрогнуть.

– Что? – спрашиваю я.

Слива протягивает мне коробку.

– Это твое. Твои вещи.

– Мое? – Я просто смотрю на коробку. – Никогда раньше не видела ее.

– Нам дали эту коробку, когда ты поступила к нам.

– О-о…

Интересно, почему мне отдают ее сейчас, когда от нее уже нет никакой пользы. Коробка невелика и не кажется такой уж тяжелой, когда я беру ее. Так значит, в нее уместилось все мое прошлое? Я не осмеливаюсь открыть ее в страхе, что знакомый запах вернет меня в прошлое и погрузит меня во весь этот ужас.

– Я посмотрю попозже, – говорю я, – в своей комнате.

Когда буду одна, подальше от ваших любопытных глаз.

– Это официально подтверждает твою вменяемость, – говорит Уомак, но его фальшивая улыбка дрожит и теперь больше напоминает усмешку. – Ты здорова, Мэри. – Он подталкивает ко мне метрическую книгу через весь стол и снова предпринимает попытку выдавить улыбку.

Мне требуется какое-то время, чтобы найти свое имя в списке, свое неправильное имя, и провести по строке, отчеркнутой на странице, до последней колонке, где значится: «Здорова с 2 апреля 1907».

– Значит, мне вернут свободу?

Я смотрю в окно, на колышущуюся листву деревьев, на серые низкие облака.

– Безусловно. Нам понадобится еще несколько дней, чтобы все подготовить, но с понедельника, да, ты станешь свободной женщиной.

Свободной женщиной. Свободной идти туда, куда я хочу, и никто больше не будет наблюдать за каждым моим движением, никто не будет держать меня под руку. Никого вообще больше не будет.

– Но есть некоторые условия, – продолжает Уомак. – Если ты что-нибудь учинишь, совершишь какое-нибудь преступление, тебя моментально вернут сюда.

Я смотрю в его глаза, вижу в них страх – и улыбаюсь.

Поднявшись на цыпочки, я вглядываюсь в рощу вдалеке, виднеющуюся из моего окна. Завтра я буду там, за пределами этих стен. Раньше я так мечтала о свободе, но теперь, когда она стала реальностью, моя уверенность уже не так тверда. Мир стал таким чуждым мне, а эта маленькая тюрьма такая знакомая, такая безопасная.

Сон не приходит. Разум рисует картины невыразимых опасностей и ужасов, и мужчин с белыми пальцами и грязными ногтями. Какой же трусихой я стала. Прайс позаботился об этом, и Имоджен, и Уомак. Ненависть так скручивает внутренности, что я содрогаюсь. Руки и ноги словно колют булавками и иголками, когда я ворочаюсь. Не позволю им победить. Не позволю.

Слива приходит за мной после завтрака.

– Ты готова?

Ее взгляд падает на картонную коробку.

– Ты не одета. – Она цокает. – Не можешь же ты выйти в люди прямо в таком виде. Ты ее даже не открыла. – Она поднимает крышку и достает мое старое зеленое платье. – Давай же, поторапливайся.

Это не тот запах, которого я боялась, – не прошлого, не Прайса, а всего лишь картона со слабым духом плесени.

Я стягиваю колючее шерстяное платье и надеваю собственное. Оно чистое, но выцветшее и слишком велико мне, ткань свисает с худых рук и опавших плеч.

– Придется перешить его, когда вернешься домой, – произносит Слива.

– Да, – киваю я. – Да, так и стоит сделать. – В воображаемой комнате для рукоделия, рядом с горящим камином и спаниелем у ноги, желудок мой будет полон, а обо всем необходимом позаботится слуга, а то и двое слуг. – Да, так я и сделаю.

Кожа ботинок так затвердела, что пальцы и пятки трет, когда мы спускаемся по лестнице. Слива не сворачивает ни влево, ни вправо, а идет прямо к входной двери, где, улыбаясь, ждет Такер. Диамант не пришел попрощаться. Мне бы хотелось сказать ему кое-что, но, видимо, не суждено.

Мы с Такер идем к воротам.

– Доктор Диммонд открывает частную лечебницу, – сообщает мне она, и румянец заливает ее щеки, – и я поеду с ним.

– О, я рада. – Я сжимаю ее руку. – Я так рада.

Оглядываюсь на серое здание, на привычные окна с белыми решетками, которые кажутся такими красивыми снаружи.

Где-то там Уомак, Подбородок, Слива, Красотка и еще два чудовища – всех этих людей я недолюбливала или даже ненавидела, однако на протяжении всех этих пяти лет я знала только этих людей. Там все знакомо и безопасно, передо мной же лежит неизвестность.

Такер достает из кармана листок и протягивает его мне. На нем написан адрес в Уилтшире.

– Он хотел, чтобы я передала тебе это. – Такер протягивает мне остро наточенный карандаш. – Он сказал, что вам это может понадобиться.

– Спасибо. – Я кладу его в сумку.

– Куда вы пойдете? – спрашивает она.

– В свою деревню. – Я вглядываюсь в горизонт, будто действительно туда собираюсь. – У моего отца там было много друзей, они не оставят меня умирать с голоду.

Ее озабоченный взгляд исчезает.