Приют святой Люсии для девочек, воспитанных волками

Даже моя мать, при всей своей практичности, загорелась этой идеей. Теплые зимы, чистые источники, каньоны. И никто не будет сплетничать о ее муже и отпускать шуточки по поводу его седеющей бычьей головы. Она подчеркнула ногтем слова «приезжай и забирай», словно это был документ о передаче собственности. Обвела пальцем горную цепь, будто это забор, за который не сможет заглянуть ни одна дамочка из церковного прихода.

– Посмотри, сынок, – улыбнулся отец. – Столько травы мне не съесть за мою жизнь. А сколько места для твоих игр. Ты хотел бы здесь жить?

Я нахмурился. Всякий раз, когда мои родители что-нибудь обещают, это оказывается совсем не тем, чего я ожидал. Вот, например, мои сестрицы. Девять месяцев я мастерил всякие мальчишеские игрушки, а мать родила девочек-близнецов Мейзи и Доутс. Новые земли, конечно, привлекательны, но там наверняка есть какой-нибудь подвох.

Кстати, травы у нас и так в избытке. Когда отец бросил родео и утихомирился, он по очень выгодной цене взял в аренду маленькую ферму, где выращивались цветы и гуси. Рядом находился сумасшедший дом, и прилегающий к нему участок был свободен. Отцу не нравилось, что эта земля нам не принадлежит, а мать держала в лейке пистолет на случай, если к нам пожалует кто-нибудь из наших соседей. Но на свободном участке можно было до одури гонять мяч.

– Не валяй дурака, Астерий, – усмехнулась мать. Эту привычку она позаимствовала у отца. – Все мои родные живут в этом городе. Если мы переселимся на Запад, я их больше никогда не увижу! Ни матери, ни сестер…

– Это что, такая трагедия?

Родители возмущенно посмотрели друг на друга.

После ухода на покой мой отец стал еще больше напоминать Минотавра: кряжистый, высокий (его рост превышал восемнадцать ладоней), он оставлял на земляном полу следы копыт. Мама часто ворчала по поводу борозд на нашей кухне. «Веди себя, как приличное животное. Иди и скреби ногами на улице!»

– Астерий, прекрати молоть чепуху! – велела мать, захлопывая книгу.

Мать моя – простая женщина с ничем не примечательной маленькой головой, однако она может быть такой же вспыльчивой, как отец.

– Мы прекрасно здесь устроились.

Сквозь занавески пробивались лучи заходящего солнца, бросая отсвет на подрагивающие отцовские рога. Уши, белые как снег, были прижаты к затылку. На лице у него появилось незнакомое выражение. Передо мной стояло совершенно новое существо. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь был настолько захвачен идеей. Глаза его остекленели и потеряли человеческое выражение. Если бы не подтяжки в горошек, отца бы можно было принять за обычного старого быка.

– Разве ты счастлива здесь, Велина? Разве не надеешься на лучшее?

Этот последний аргумент потонул в диких криках, доносившихся из сумасшедшего дома, от которых кровь стыла в жилах. Мать вздрогнула, и я понял, что отец вбил первый клин.

– Почему не начать все сначала? Шестьсот акров земли, и надо просто сделать на них заявку. Ты станешь женой очень богатого мужа. Подумай о детях! Твои дочери вряд ли найдут себе женихов среди местных шахтеров. А у нашего Джейкоба уже к двадцати годам появится собственная ферма.

– Астерий, будь благоразумен, – вздохнула мать. – Какой из тебя переселенец? Где ты возьмешь деньги на волов?

– Женщина! – громыхнул отец, выпячивая дряблую грудь. – Ты замужем за Минотавром. Я сам потащу фургон.

– Я тебя умоляю! Да тебя скручивает каждый раз, когда мы маргаритки собираем!

Я шумно потягивал молоко, раскачиваясь в ивовом кресле-качалке.

– Муж твой сильнее дюжины быков! – гремел отец, поглаживая свои татуированные мускулы, натренированные сбором цветов и ощипыванием гусей. – Или ты забыла, как я выступал в родео?

Он наставил на мать рога с брутальной игривостью, которую раньше я у него не замечал. Потом стал наступать на нее, оттесняя к двери в спальню. Мать, по-детски хихикая, сдалась на милость победителя. Я кашлянул и начал шумно пить молоко, но им было уже не до меня.

– У нас есть мы с тобой, – мычал отец. – А всему остальному научимся в дороге…

Я был потрясен скоростью, с какой какая-то апокрифическая картинка меняла наше будущее. Еще минуту назад была лишь открытая книга и сумасшедшая идея, и вдруг книгу захлопнули и решили ехать. Вот так просто.

Мы путешествуем уже месяц. Прошлой ночью разбили лагерь в долине Соуп-Крик среди зеленой пузырящейся грязи. Скоту там нечего было пить, да и нам едва хватало воды. Приходилось сосать горькую жесткую траву. У матери начались сильные головные боли, и готовить пришлось близнецам. Это означало, что, проснувшись рано утром, они отправлялись выпрашивать кофе и перепелиные яйца у других переселенцев, а потом солили желтки и называли это омлетом. Мои сестры до сих пор не освоили сковороду и всю ту огненную алхимию, в результате которой нечто сырое превращается в еду. Если я съем еще одно вареное яблоко, то переселюсь в фургон Гроуза.