Приказ

— Все это означает, что, не имея достаточного количества вооружения и боеприпасов, мы пока не сможем противостоять противнику. Следовательно, нам придется подчиниться требованиям, заключенным в ультиматуме полковника Викса, и освободить территорию по эту сторону Мароша. Таким образом, нашей основной задачей является обеспечение бескровного отхода наших войск. К сожалению, в Секейкочарде и Марошуйваре черт попутал наши части: солдаты отказываются повиноваться, попросту говоря, они не хотят отходить. Более того, они даже заминировали мост в Марошуйваре. — И, повернувшись к Феньешу, он продолжал: — Прошу вас, господин правительственный советник, если можете, проявите свою власть. Я подчеркиваю, если до завтрашнего вечера мост не будет разминирован, а части, расквартированные в Секейкочарде, не отойдут оттуда, то тогда венгры и румыны сцепятся друг с другом и во всей Трансильвании разгорится национальная междоусобица.

Феньеш не очень охотно, но все же согласился и пообещал Кратохвилу, что на следующее утро он выедет на место на дрезине и ликвидирует конфликт. Затем Феньеш попросил Марошффи не уезжать в Будапешт, а подождать его.

Ужинали они в таком подавленном настроении (всех их пригласил к себе Апати), что Эрика не знала, как ей развеселить компанию.

Позже, когда они вернулись в свой номер, Марошффи все объяснил ей. Эрика слушала мужа с изумлением. Ее удивило не то, что рассказал ей Альби, а то, как на него подействовала эта неудача.

— Дорогая моя, — с горечью продолжал Марошффи, — своим поступком Спирдинг убил во мне остатки идеализма. Сейчас меня мучает одна мысль: стоит ли вообще жить дальше, когда повсюду верх одерживает бесчестность? Я ненавижу этих подлых немецких политиков. Именно их я обвиняю в нашей национальной трагедии. Однако втайне я все же верил в порядочность немецких солдат. Я считал, что они не способны на подлости. Макензен разбил мои иллюзии и на этот счет. Я очень сожалею, что когда-то восхищался всем немецким… Теперь мне будет очень трудно вернуться даже к немецкой поэзии…

— Ты не должен так говорить, — перебила мужа Эрика и, чтобы утешить его, добавила: — Сейчас ты весь находишься под властью разочарования, но оно будет продолжаться недолго: ты же сильный и сможешь преодолеть себя. А это временное разочарование, возможно, даже поможет тебе превратиться в более независимого человека и поскорее расстаться с ненужными иллюзиями. Думаю, что теперь ты станешь лучше понимать и меня. Лучше повернуться к конфликтам спиной, чем изматывать себя.

Марошффи слушал то, что говорила Эрика, но ничего не понимал, казалось, он даже не вникал в смысл ее слов.

— Эрика, дорогая, я никак не могу отделаться от такого чувства, что я только что пришел с похорон… — проговорил Альби.

На следующий день к вечеру, буквально за час до отправления поезда в Будапешт, вернулся Феньеш. Они совместно приняли решение, что дальше оставаться в Коложваре им нет никакого смысла. Амбруш Чейтхейи достал для них специальные купе. Прощание с офицерами было теплым и сердечным.

В вагоне Феньеш рассказал о том, что произошло с ним в Секейкочарде и у Марошуйварского моста.

— В Секейкочарде я разговаривал с нашими солдатами и разъяснил им, что мы не намерены вмешиваться в вооруженный политический конфликт. Затем я дошел до моста. Ровно в двенадцать часов я, помахивая веточкой, которую держал в руке, вступил на мост, а с другого берега мне навстречу шел румынский полковник со взводом гусар. Дойдя до середины моста, мы остановились и начали вести переговоры. «Господин полковник, — начал я, — я прибыл сюда по поручению венгерского правительства для ведения переговоров. Во исполнение белградского соглашения вам разрешается занять несколько стратегических пунктов до заключения мирного договора… Прошу вас, господин полковник, путь свободен…»

Переводчик перевел мои слова полковнику, а затем его короткий ответ мне: «Я получил приказ занять некоторые стратегические пункты и рад, что вы без кровопролития передаете их нам. Румынское правительство соблюдает договор о прекращении огня. Уж так получилось, что…»

Марошффи, размышляя над только что услышанным, словно откуда-то издалека слышал разговор Феньеша с Эрикой, не разбирая, однако, смысла слов. Он был каким-то отрешенным. Однако инстинктивно чувствовал, что скоро, и, быть может, очень скоро, их ждут большие изменения…

*

В первый раз за многие годы семья Марошффи перед рождеством никому не посылала поздравительных открыток и ни от кого не получила их. Закрывшись в своей просторной квартире на проспекте Кристины, они как бы хотели отгородиться от внешнего мира. Благодаря стараниям барона Гота топлива у них было запасено достаточно, а в обязанности Тауса входило трижды в день проверять печи, с тем чтобы в доме было всегда тепло.