Только теперь, внимательно присмотревшись к ней, Марошффи заметил признаки приближающегося материнства. Петер развязал рюкзак и вытащил оттуда довольно тощего кролика.
— Осенью мясо у них, конечно, получше бывает, — заметил он, передавая кролика отцу, и попросил его освежевать тушку. Но старик задержался, видимо, для того, чтобы посмотреть, что еще сын извлечет из своего рюкзака. Молодой Татар достал оттуда картошку, чеснок, зелень и завязанный в платок небольшой кусок сала.
— Поджарь-ка нам его, — попросил Петер сестру, — да еще свари котелок картошки, вот у нас и будет шикарный ужин.
Юци взяла картошку и сало, старик — тушку кролика, и они ушли, а Петер сел на табуретку напротив Марошффи.
Капитан протянул ему сигареты, они оба закурили, потом Петер спросил:
— Ты, наверное, думал, что я совсем забыл о тебе? Нет, просто мне пришлось срочно поехать в Братиславу, где один мастер-словак учил меня наборному делу. Из всех моих друзей поехать мог только я один: я ведь говорю по-словацки. — В глазах его зажглись веселые огоньки. — Сейчас профессия наборщика стала очень нужной, — сказал он, выделяя слова «профессия наборщика», — вот мне и пришлось учиться, осваивать это дело.
Марошффи внимательно слушал Татара, но проявлять излишнее любопытство он не стал, а просто тихо сказал:
— Я очень ждал тебя, Петер. Мне так нужны были документы, которые ты мне обещал. Я больше не могу без них обходиться…
Марошффи откровенно рассказал Петеру обо всем, что произошло с ним после возвращения в Будапешт. Конечно, он несколько приукрасил отдельные факты, но суть событий оставил без изменения.
Петер его отлично понял. Он встал, подошел к топчану возле противоположной стены, служившему старому мастеру кроватью, вытащил из-под него ящик. Порывшись в ящике, он повернулся к Марошффи и протянул ему какие-то бумаги:
— Вот твои документы. Они выписаны на имя Ференца Капитана. Можешь быть спокоен, никто и никогда не усомнится в их подлинности. — Отдав бумаги, он продолжал: — Как видишь, мы о тебе помним. И я, и мои друзья… Так вот, Капитан, тебе надо привыкать к своей новой фамилии, но в город пока возвращаться нельзя. Из достоверных источников нам известно, что сегодня вечером в Будапеште начнутся повальные обыски и облавы. Жандармерией разработан специальный план вылавливания дезертиров, который по своей хитрости намного превосходит все другие. Здесь тоже крутятся шпики и всякие осведомители, но у нас они особенно развернуться не могут. Оставайся покуда здесь, располагайся вот на этом топчане, в углу. Насколько мне помнится, тебе приходилось ночевать в местах и похуже этого.
Марошффи понял, что будет лучше всего, если он примет предложение Петера, но ему все-таки хотелось узнать, какую плату с него попросят хозяева за гостеприимство. Петер же продолжал:
— Сейчас мы пока ни о чем тебя просить не будем. Когда придет время, ты сам примешь решение, как тебе поступить. — Немного помолчав, он уже совсем благодушно заметил: — Поживешь у нас, будем вместе столоваться. С голоду не пропадем. Нам немного надо. — Потом он помрачнел и добавил: — Как видишь, мы живем втроем: я, отец да сестренка. Мать у нас померла в прошлом году от заражения крови. Работала на консервном заводе Манфреда Вейса, там случайно поранила руку о жестяную консервную банку, а к врачу обратилась поздно. Юци, моя младшая сестра, беременна. Наверное, ты уже заметил. У нее был жених Пишта Тоот, отличный парень. Работал на заводе Липтака. К сожалению, он попался в руки жандармам, когда расклеивал листовки. Ну, понятное дело, вначале его отправили в кутузку, в полицию, а потом в тюрьму на улице Конти, там он и умер. Юци же очень гордая, не хочет, чтобы мы ее жалели. Между прочим, — продолжал он, — друг и одногодок жениха Тибор Шарош предложил Юци выйти за него замуж, так ей легче будет воспитывать ребенка, но она все раздумывает и никак не может решиться…
После небольшой паузы он сказал: