Приказ

В одной руке Марошффи зачем-то сжимал альпеншток, которым показывал на гору, потом на один из кратеров. Повсюду росли фантастической окраски травы, а в глубине круглого кратера виднелось темно-синее болото, по поверхности которого медленно расходились круги. Болотная жижа была густой, как деготь, а в ней завязли зеленые аисты, безуспешно пытаясь вытащить из нее свои длинные ноги.

— Давайте! — закричал Марошффи на существа в фуражках. — Работайте! Начальству нужно сырье! За работу!

Существа в фуражках с невероятной проворностью, словно веселые крысы, разбежались в разные стороны. Они начали копать, рыть, перелопачивать склон горы. Они выкапывали из земли и складывали аккуратными кучками полуистлевшие обрывки одежды, стоптанную обувь. Кто-то из них выкопал высокую женскую туфлю с пуговицами, поднес ко рту и начал неистово целовать. Другие продолжали работу, извлекая из слежавшегося пепла и всевозможного мусора куски железа, пустые бутылки и всякий хлам.

Вдруг один из них, которого другие называли Федором, закричал:

— Золото! — Он поднял руку высоко вверх, и огромное золотое кольцо заблестело у него на пальце. Переливались, искрились на свету грани большого рубина, и блики играли на лицах собравшихся вокруг Федора существ. — Золото! — вновь закричал он, и все эти пышноусые и длиннобородые, одетые в рвань люди упали перед ним на колени, касаясь головами земли. Кольцо же в его руках внезапно превратилось в человеческое кровоточащее сердце. Федор же в это время начал кричать: — Рассвет! Рассвет! Рассвет!

Однако недолго Федор радовался неожиданно свалившемуся на него богатству, потому что внезапно с горы слетел вниз какой-то чернозубый карлик — мертвый гусар.

Он делал огромные прыжки высотой метров пять-шесть каждый. Гусар вырвал из рук счастливца найденное сокровище и проревел:

— Свинья, все это принадлежит господам Бунзлу и Биаху!

Марошффи не понравился этот гнусный карлик-гусар. Он подскочил к нему и оттолкнул его от Федора. Но мертвец гусар завопил:

— Да я тебя, негодяй, под трибунал отдам!

И в следующее мгновение Марошффи, уже в наручниках, стоял навытяжку перед столом, за которым сидел военный судья, чех в форме полковника. Рядом с ним стоял майор Артур Метзгер и громогласно обращался к присутствующим:

— Мне бы хотелось знать, Марошффи, почему вы нарушили воинскую присягу? Расскажите, что у вас на душе?! Позвольте нам заглянуть в тайники вашей души. Ложитесь на операционный стол, вот скальпель, сейчас мы вам сделаем операцию! — Метзгер явно насмехался над Марошффи: — Чего же вы испугались, капитан? Или ваша доблесть осталась под кроватью у прачки Анны Шнебель?

Марошффи молчал. Тяжелым взглядом он обвел скамью, на которой сидели свидетели, невольно разделил их на несколько категорий и хладнокровно прикинул в уме, чего можно ждать от каждой из них.

Вот в первом ряду сидит его мать в темном платье, покусывая край кружевного платка, чего раньше с ней никогда не случалось. Ее фигура выражала и смирение, и гнев, она старательно избегала взгляда Альби. Рядом с ней сидел милый, чудаковатый доктор Лингауэр. Он знал Альби с самого рождения и лечил его еще в детстве сладкими микстурами, а рыбий жир прописывал ему редко. Когда во время буйных набегов на противников с соседней улицы юный Марошффи вдруг сдирал кожу на локтях или коленях, доктор спокойно накладывал ему повязку, приговаривая:

— Это ранение как у солдата, сынок!

Чуть поодаль от них сидел учитель Береги, большой педант, с надменным видом и сложенными за спиной руками — этого он требовал от всех своих учеников.

Затем Марошффи увидел на скамье своего духовного наставника и исповедника Ремига-Ноттера, но теперь тот как бы утратил свой «военизированный» вид, заметно выцвел, как выцветают старые фотокарточки. Еще дальше, как-то особняком, сидел Конрад в форме сверхсрочника-фельдфебеля, и все в помещении делали вид, что верят его маскарадному костюму.

Только один профессор Рот не пожелал мириться с Этой ложью и весьма невежливо покинул комнату. Многие повернулись в его сторону, но никто не последовал его примеру.

«Это хорошо, — подумал Марошффи, — что они все пришли сюда, ведь речь идет о жизни и смерти…»

О какая радость: Эрика тоже здесь! Она хочет свидетельствовать в его пользу, хочет защищать его, она даже не боится бесцеремонного перекрестного допроса, хотя могла бы и не приходить сюда. Замечательная женщина! Но почему рядом с ней Жолт Денешфаи? Кто звал его сюда? Чего он хочет? Зачем тянется к руке Эрики?

Но у Марошффи уже не осталось времени на раздумья. Возмутиться он тоже не успел, потому что начала говорить мать:

— Господин полковник, господин военный судья, я прошу вас принять во внимание, что Альбин по линии отца и матери — отпрыск древней дворянской фамилии… Если вы осудите его, то тем самым бросите тень на всю нашу семью, на всех его предков!..

Полковник-судья — существо какое-то смазанное и неопределенное — отвечал вежливо, но очень тихо, едва слышно, хотя с достаточным уважением:

— Успокойтесь, Сударыня, суд разберется и примет во внимание ваше заявление…