Приказ

Альби пытался занять себя самыми разными делами. Например, каждый день он прочитывал от корки до корки все газеты, которые приносили ему Юци или старый Татар. Прочитывал он и все политические издания, которые получал Петер. После тщательного и всестороннего анализа создавшегося военного положения Марошффи пришел к выводу, что рейхсвер доживает свои последние дни. Даже агентство Вольфа перестало печатать свое обычное сообщение: «На западном фронте без перемен». Сотрясалась, скрипела вся военная машина блока.

Марошффи хладнокровно прикидывал, насколько действенны пропаганда лорда Нортклифа и пример русской революции, как все это влияет на настроение народов стран Тройственного союза. Капитан пока еще ничем не связал себя с новыми друзьями, и никто его не торопил с принятием каких-либо решений. В своих друзьях с Заводской улицы он видел не политиков, а прежде всего честных людей. Старик столяр с его естественной простотой и безграничной раскрепощенностью благоприятно влиял на него, Петер удивлял капитана своей целеустремленностью и силой воли, Юци — отсутствием тщеславия, строгой гордостью, человеколюбием.

Марошффи узнал, почему Юци так нравится работать в типографии Фишхофа. Она приносила оттуда небольшие по формату листовки с коротким текстом. То, как листовки печатались, было окутано глубокой тайной, но они производили на своих читателей именно тот эффект, на который рассчитывали их авторы. Эти листовки распространялись на ближайших заводах, вокзалах, часто Юци сама развозила их на трамвае.

Молодая женщина, будущая мать, конечно, страшно рисковала, тем более что чувствовала себя не очень хорошо. К вечеру она сильно уставала. Иногда, сложив руки на животе, Юци надолго застывала без слов, глядя прямо перед собой, в пустоту. В такие минуты даже присутствие Тибора Шароша мешало ей, хотя его Юци заметно выделяла из всех своих друзей.

Шарош изо всех сил пытался заменить ей Пишту Тоота, своего погибшего друга. Этот парень брался за любую работу, даже самую рискованную, самую опасную.

Однажды старик Татар сказал Марошффи:

— Боюсь я за этого Шароша. Как бы его не постигла участь Пишты Тоота. Знаете ли, по мне, хватит с нас покойников. У меня двое детей погибли на войне: один — под Шабацем, а другой под Рава-Русской. В прошлом году жену похоронил, а ведь она могла бы жить да жить. Пишта Тоот вот ребенка оставил после себя. Горя да лиха нам хватает…

Грустные сетования старого Татара подкрепил Фред, низенького роста старичок, доверенное лицо владельцев фирмы «Бунзл и Биах». Фред все время рассуждал о политике. Правда, делал он это в соответствии с довольно свободными нравами 1918 года, царившими в пригороде столицы, в Эржебетвароше. Фреда не так-то легко было провести: по рукам Марошффи, по его жестам и манере держать себя он понял, что это за человек. Понял и тем не менее вовсе не собирался задавать Альби, новому инспектору по ведению работ, щекотливые вопросы.

Господин Капитан, гер Капитан и просто Капитан — так стали очень скоро называть Альби все его новые знакомые. Фред, правда, умел придать своему голосу особый оттенок, когда произносил фамилию Капитан, и Марошффи заметил это. Фред знал обо всем, что происходило в городе. Было ему уже около шестидесяти, но имел он маленькую слабость: больше всего на свете интересовался женщинами.

— Замечательно устроен этот мир, — сказал он как-то Капитану. — Не случайно в этой войне турки стали нашими союзниками, мы волей-неволей усваиваем их обычаи. «Каким образом?» — спросите вы меня. Пожалуйста, я вам докажу: сахара у нас нет, сала тоже, текстиля тоже не хватает, но в то же самое время в министерствах по производству сахара, сала и текстиля мы принимаем на работу новых барышень-машинисток. И вот у нас постепенно появляется свой гарем в сахарной промышленности, свой гарем — в текстильной, свой гарем — в салотопленной, чтобы хоть какая-нибудь радость была у наших бравых начальников.

Темы своих рассуждений Фред менял совершенно неожиданно.

— А знаете ли вы, господин Капитан, что в центре Будапешта аристократы-богачи открыли особый картежный притон? — спросил он как-то Марошффи, беззлобно посмеиваясь. — Играют во всевозможные карточные игры, а между играми их ублажают настоящие дамы. Вот-с! Да, вы правильно расслышали, именно дамы-аристократки, то есть такие, которые днем принимают благовонные ванны, всю парфюмерию покупают только на улице Ваци, а их мужья-офицеры в это время гибнут на фронте. У некоторых из этих дам мужья — важные чиновники в министерствах. Ну что вы на это скажете?

Однажды он шутливо заметил: