Приказ

— Вашу кандидатуру для такой миссии мне предложил Истоцки, — продолжал Феньеш, не давая Альби опомниться. — Он же сказал мне, что у вас были кое-какие трудности в Бадене из-за ваших либеральных взглядов, а следовательно, вы являетесь нашим человеком во всех отношениях. — Феньеша беспокоило молчание Марошффи, и потому он решил подкрепить сказанное кое-какими фактами: — Вы, видимо, знаете, вернее говоря, не можете не знать о том, что по всей Трансильвании вновь сформированные румынские части продвигаются вперед, занимая районы, из которых отходят немецкие войска. Из вполне достоверных источников нам стало известно и о том, что румыны отнюдь не намерены дойти до демаркационной линии и остановиться на ней. К этому их подстрекает Клемансо вопреки намерениям Ллойд-Джорджа и Вильсона и той части венгерской аристократии, которая люто ненавидит республику, всячески противится проведению земельной реформы и демократических законов. Положение Каройи на сегодняшний день чрезвычайно тяжелое, должен вам сказать откровенно, реакционеры подмяли его под себя и сомнут совсем, если он не получит достаточной поддержки народа и интеллигенции. — Переведя дыхание, он продолжал уже более убежденным тоном: — Я всю свою сознательную жизнь оставался беспартийным, всегда сражался один и очень часто тянул лямку, как хорошая ломовая лошадь. К Каройи я присоединился потому, что свято верю: если Тиса, Векерле и Чернох со своими приверженцами возьмут верх, то тогда всей нашей демократии придет конец.

— Я согласен, господин правительственный уполномоченный! — решительно заявил Марошффи. — Сообщите, когда мы выезжаем.

Однако Феньеш не мог точно назвать никаких сроков.

— Все будет зависеть от того, с какими известиями вернется из Парижа Пожгаи. До тех пор прошу вас набраться терпения, — сказал он Марошффи, — и ждать.

У Марошффи осталось такое чувство, что, пожав на прощание руку Феньеша, он как бы взял на себя обязательство служить Каройи, причем сделал это охотно, с чистым сердцем. Начиная с этого дня Альби стал часто появляться в военном министерстве. С кем бы он ни разговаривал, он спорил, доказывая необходимость ориентации на Запад. Глядя на Марошффи, Денешфаи только посмеивался, однако большая часть офицеров старой закалки не на шутку обижались на него. Участвуя в словесных стычках с ними, Альби очень скоро понял, что увлечение политикой есть не что иное, как своего рода опьянение — более подходящего слова для характеристики этого состояния не приходило ему в голову.

— Кто однажды захмелеет от увлечения политикой, — сказал как-то Истоцки, с удивлением заметив, каким активным стал Марошффи, — тот уже никогда не отрезвеет от этого опьянения…

В тот период Альби очень редко общался со своей матерью, разве что встречался с ней за обеденным столом во время еды, но и тогда они обменивались лишь короткими репликами, тем более что Сударыня целиком и полностью занялась своими финансовыми делами. Она была настолько охвачена денежной лихорадкой, что походила на одержимую, как и ее сын, только сферой его одержимости была политика, а ее — финансы.

Вместе с Мари Шлерн Сударыня пустилась в различные финансовые авантюры. Обе начали лихорадочно скупать недвижимое у тех, от кого отвернулась фортуна. Женщины надеялись, что счастье скоро улыбнется им и тогда они наживут на этих операциях солидный капитал. Правда, следует сказать, что деньги Сударыня и Мари вкладывали с большой осторожностью, обходя сомнительные предприятия, и добились определенного успеха.

Марошффи тем временем со все возрастающим нетерпением ожидал вестей от Феньеша, однако по непонятной причине майор Пожгаи задерживался в Париже. Истоцки каждый день интересовался у Альби, нет ли письма от Эрики. Создавалось впечатление, что молодой военный дипломат больше интересовался судьбой Эрики, чем ее собственный муж. Дело было в том, что Адам Истоцки любил Эрику. Марошффи же с той минуты, когда увидел Эрику на фотографии в швейцарском иллюстрированном журнале, не хотел даже и думать о жене. Правда, ему далеко не всегда удавалось это, однако он никогда и ни с кем не говорил о ней. В глубине души он никак не мог заглушить свою любовь к красавице жене, которая снилась ему по ночам; наутро просыпался с такой тяжелой головой, что целый день чувствовал себя разбитым.

Десятого декабря Марошффи не сумел избежать встречи с Мари Шлерн, которая появилась в их доме якобы для того, чтобы нанести очередной визит «дорогой тетушке», как она называла Сударыню, хотя Мари прекрасно знала, что вдова в тот день уехала в Пешт по каким-то своим делам.

Марошффи сразу же разгадал замысел Мари. Он хорошо знал способности женщин устраивать небольшие заговоры, о которых они никому не говорят, умалчивая о том, какой цели этим добиваются, однако каждая из сторон и без этого прекрасно знает, о чем именно идет речь, и одобряет шаги другой стороны и всячески помогает ей.

Сударыня в глубине души никак не могла отказаться от мысли, что Альби и Мари рано или поздно все-таки поженятся.