Приказано молчать

Поляна впереди. За ней узкая полоска леса и ТЭЦ. Вот там, за центральными воротами – главный вход в подземелье. Пустынная поляна. Ни души. Только чуть левее маршрута взвода стоят два памятника. Явно, фашистские. Офицерам, видать, знатным поставленные. Любо-дорого. Глаз не оторвать. Но вдруг один из броневиков развернулся, прибавив ходу, попер прямо на памятники. Второй броневик повторил маневр первого, и памятники, вздрогнув, развалились, оголив легкие немецкие танки. Только таран может их остановить. Потом уж – гранатами. Гончаров оставил пятерых в помощь броневикам, остальному взводу приказал броском преодолеть поляну и ворваться в подземелье. Лучше, если это удастся сделать до взрыва гранат на поляне.

Только как успеешь? Бронемашины и легкие танки сближаются очень быстро. Еще несколько минут – и упрутся лоб в лоб, как рогачи необузданные. Броневикам от такого бодания худо придется, подмять его сможет танк, покорежить. Но механики-водители, зная это, даже не думали отворачивать. Они понимали: пропусти танк, пойдет тот утюжить пограничников безнаказанно. Беспошлинно, как говорится.

Гончаров вбежал в лесок и потерял контроль над собой. Очнулся от взрыва гранат, оглянулся и увидел жуткую картину: первый танк наползает на броневик, но в него уже летят гранаты оставленных Гончаровым бойцов.

«Вперед!» – приказал себе жестко Гончаров и кинулся через лесок, опережая тех, кто уже успел обогнать его.

В подземелье услышали взрывы, всполошились, выслали к выходу усиленный заслон, но тот не успел занять боевую позицию: взвод Гончарова буквально влетел вслед за часовым в узкий проход, не дав тому затворить мощные чугунные двери. Все. Задание выполнено. Плацдарм захвачен. Теперь можно аккуратней. С разведкой. Уйти никто не сможет, у всех «ноликов» и «крестиков» засады, нет поэтому нужды бросаться в омут головой.

Подоспела рота, за ней – вторая. Вот уже весь батальон готов к действию. Двинулись, ощупывая каждый метр, изучая каждый отвилок. Тихо совсем. Никого. Вроде как ошибка случилась, получены ложные данные. Наплела девица, сокрыв что-то верное. Жутко от гробовой тишины и отвратительной затхлости. Одно успокаивает: воздух будто вспотел от духоты и грязи давно немытых тел, да еще в этой удушливой вони нет-нет да и мелькнет искоркой одеколонный аромат.

– Не терять бдительности, – передает по цепочке Гончаров. – Особенно под ноги гляди. Мин опасайся.

Впереди двери. Незапертые. Аккуратненько к ним, как к малому дитяти. Все нормально, не заминированы. И вдруг там, за следующей дверью, что чернела на противоположной стороне комнаты, зачастили выстрелы, глухо пробивавшиеся сквозь массивный металл и, тоже едва слышно, доносились женские вопли. Гончаров, забыв об осторожности, кинулся вперед, ударил плечом в дверь, но она оказалась запертой. Тогда быстро связали несколько толовых шашек, связку эту под дверь, и – бегом из комнаты, пока горит бикфордов шнур.

Взрыв. Еще не утих грохот, а пограничники рванулись вперед. А там убивают женщин. Машинисток, про которых рассказывала задержанная гуцулка. Не ждали красноармейцы команды ни ротного, ни взводного. Не думали и о том, что их, особенно первых, может встретить ливень пуль. Они обгоняли друг друга.

Увы, они опоздали. Тихо в просторном зале. Тихо и страшно. Вдоль стен, почти вплотную друг к другу стоят штук сорок столиков с пишущими машинками на них, и у каждого столика – дева убитая. Выстрелом в голову. Все, без исключения, – в голову…

Кинулись пограничники к выходным дверям (а их несколько штук), но все оказались запертыми. Погони не получилось. Двери еще предстояло взорвать. А пока бойцы готовились к этому, Гончаров подошел к машинке, которая, как и все другие, оборвала работу на полуслове. Пробежал глазами текст. Призыв подниматься на борьбу с москалями и Советами.

– Надо же, своих! Изверги!

И тут команда:

– Покинуть помещение. Быстро.

Взрывы. Один за другим. И снова – вперед. Теперь уже повзводно по нескольким узким и бесконечно длинным коридорам. А вскоре они начали ветвиться, иногда лишь соединяясь друг с другом и переходя еще в более узкие коридоры, а то в просторные проемы. Чем дальше, тем непонятней и тревожней. Что враги в подземелье есть, теперь уже сомнения не возникают, но куда они подевались? Все выходы, как думали пограничники, блокированы, не могут фашисты выскользнуть из подземелья. Только, может, есть какой-то не учтенный путь? Покинут подземелье и крутанут ручку адской машинки. Для всего батальона эти лабиринты станут тогда братской могилой.