Приказано молчать

Вот тут произошел с ним тот самый случай, который заставил его, теперь уже не наивного деревенского парня, задуматься, отчего так долго не отменяется приказ молчать о случившемся на Мазарной и как это повлияло на его службу, на всю его жизнь. А началось это так: воротился с отрядных соревнований вожатый службы собак и рассказал в курилке, что один из «собачников» прочитал будто бы в листовке, выпустила которую отрядная газета в первые послевоенные годы, о подвиге на заставе Мазарная. Главного героя тех событий, написано в листовке, увезли в госпиталь.

– Гадали мы, жив герой или нет, – рассказывал вожатый, – да толку от этого мало. Сколько лет прошло. Вот бы посмотреть на него, послушать.

А старшина Гончаров сидел в курилке вместе со всеми пограничниками и не осмелился сказать, что это он. Жив и относительно здоров. «Солнце» крутить уже не в силах, но и не мешком висит на турнике, в нарядах неутомим, на коне гвоздем сидит, любо-дорого посмотреть, а стреляет на зависть молодым солдатам метче меткого.

А кто-то предложил:

– Давайте в округ письмо пошлем. В политотдел.

Была бы мысль подана, а подхватить ее подхватят. На второй же день отнесли письмо на почту.

Ответа ждали довольно долго. И когда уже махнули рукой и на почту, а заодно и на политотдел, приехал вдруг на заставу сам его начальник. Собрал всех в Ленкомнате и задал вопрос, вроде бы с упреком:

– Вы писали о Гончарове? Писали. И неужели никто из вас не мог догадаться, что тот самый Гончаров-герой вместе с вами служит. Ваш старшина Гончаров. Вот он, во всей своей красе, – протянул руку в сторону старшины генерал.

Все так просто: подойди и спроси, старшина все тебе и расскажет. Только кто ему на это дал разрешение? Вот в чем закавыка. Неужто неведом запрет тот генералу? Что зря упрекать солдат, что, дескать, не подумавши, за письмо сели. Но какие бы мысли ни теснили голову, а на тебя генерал перстом указал, подниматься, выходит, нужно. Гончаров встал. Красив. Форма как влита. Подтянут. Мускулист. Воин, одним словом.

Опешила застава, услыхав такое, и не сразу осмыслив суть услышанного. Но уже через минуту взорвалась рукоплесканием.

Уехал генерал, и все пошло своей чередой. Одно лишь изменилось: уважительней стали пограничники. И заботливей. Даже обидно: ничего трудного не дают делать. Но со временем вновь привыкли, что старшина всегда впереди, всегда самый ловкий и самый сильный, следы читает без запинки, ходит легче кошки и видит ночью не хуже совы – да и как могло быть иначе, если отдал человек границе большую часть своей жизни, а граница стала для него школой мужества и мастерства. Школой верности долгу.

Тучи над Хан-Тенгри

Выстрел в Кача-Булаке

Начальник поста Ак-Байтал Морозов получил сведения: в селе кто-то распускает слухи, что девушка-казашка Калима – колдунья. Эти сведения насторожили Морозова, он сообщил о них в комендатуру и выехал в село, чтобы выяснить подробности и предупредить девушку.

Такое бывало и раньше. Обвинят басмачи кого-нибудь в колдовстве, в отступничестве от веры и, прикрываясь этим якобы народным обвинением, убьют неугодного им человека. Видно, и сейчас готовились они отомстить Калиме за то, что она много помогала пограничникам, была в коммунистическом отряде, а совсем недавно, по ее сообщению, застава задержала большую группу контрабандистов.

На границе последние два-три года (шел тысяча девятьсот тридцать шестой) было спокойно. Уже были разгромлены банды Джантая и Имамбекова, стали забываться кровавые дела бандита-одиночки Калеке, приносившего много хлопот пограничникам; засыпал песок горки пулеметных гильз на Актамской тропе, где двадцать шесть пограничников уничтожили банду в двести пятьдесят сабель; легендой стал ледовый поход в горы Тышкан десяти пограничников, разгромивших банду Мергебая; укрыли зеленые ветви деревьев могилы погибших в битвах с басмачами рядовых Ефремкина и Иваненко, командира отделения Симачкова и предательски убитого заместителя начальника заставы Нагорного – давно не было неравных боев с захлебывающимся треском пулеметных очередей, дикими воплями басмачей, лавиной атакующих горстку солдат в зеленых фуражках. Теперь коммунистические отряды, созданные жителями приграничных сел в помощь пограничникам для борьбы с басмачами, пахали землю и пасли овец. Остался лишь комотряд Манапа Кучукбаева, но его бойцы были вооружены только топорами и пилами – они заготавливали лес для строительства новых застав.

И вот снова – старый басмаческий прием: вначале слухи, потом нападение на село. Нужно было усилить охрану, и Морозов каждую ночь стал высылать к селу пограничные наряды.

Но выстрел прозвучал утром в ущелье Кача-Булак…