Приказано жениться

— Обещайте мне, что будете относиться к Петру, как к вольному человеку, — потребовала девушка.

— Что? — слегка опешил Белов.

Пользуясь его замешательством, Настя торопливо пояснила:

— Петр не слуга мне, а друг. Ему отец вольную хотел дать, да не успел.

Последнее было ложью. Отец никогда даже не задумывался о вольной, но гвардейцу об этом необязательно было знать. Ожидая ответа, девушка с тревогой всматривалась в золотисто-желтые волчьи глаза преобраденца.

Слишком часто видела она неоправданную жестокость помещиков по отношению к крепостным. Соседи не только не стыдились, а даже бравировали изощренностью в выдумке наказаний, нарочно сзывая гостей на зачастую кровавые зрелища.

Белов, не зная всех ее мыслей и желая лишь скорее отправиться в казармы, раздраженно пожал плечами:

— Да как хотите. Провинится, к вам на расправу пришлю! Здесь, благо, рядом! Ступайте уже в дом, а то совсем вымокнете!

— Спасибо! — выдохнула Настя.

Белов хотел возразить, что это не стоит благодарности, но передумал. Пусть лучше так.

— И, кстати, не говорите пока никому о том, что произошло у государыни, — приказал он, уже вскакивая в седло и пуская коня вскачь.

После отъезда гвардейца напряжение ослабло. Настя выдохнула и нерешительно посмотрела на своего слугу. Тот неодобрительно качал головой.

— Настасья, Настасья, с таким характером и поведением ты никогда себе мужа не найдешь. Вон и этот ускакал, будто ошпаренный.

— Да куда он ускачет от приказа государыни, — пробурчала Настя себе под нос и добавила громче, — Ты, Петр, езжай в казармы Преображенского полка, располагайся там, вещи мои привезешь, как дождь закончится!

— Преображенского? — ахнула Глаша, осеняя себя крестом.

— Глаша, ступай в комнату! — Настя строго посмотрела на нее, — Дверь направо. Я там теперь жить буду. Государыня меня во фрейлины приняла.

— А… — девка замялась. — А Платон Александрович.

— Потом расскажу. Ступай!

Глаша кивнула и поспешно ушла в дом. Настасья вновь обернулась к Петру.

— Петр, я…

В носу противно защипало, словно слуга уезжал навсегда.

— Вы б под дождем не стояли, Анастасия Платоновна, — строго произнес слуга, поняв, что у девушки сейчас на душе. — Не рове́н час застудитесь! Ветер вон какой! А за меня не переживайте, я ж по соседству буду!

Настя невольно улыбнулась.

— Бог в помощь, Петр! Если что — мигом ко мне! — наказала она, стараясь, чтобы голос звучал твердо.

— Будет сделано! — мужик развернул возок и причмокнул губами, высылая лошадь.

Девушка украдкой перекрестила удаляющуюся фигуру и вернулась в комнату.

Глаша уже хлопотала у печки, выложенной сине-белыми изразцами, пытаясь развести огонь.

— Дрова сырые, — пожаловалась она хозяйке. — Словно неделю под дожем были.

— Может и были, — вздохнула Настя. — Кто ж их разберет…

Оглянувшись, чтобы никто не видел, она подошла к печи и провела рукой над поленьями. Сила отозвалась волной тепла. Водя запузырилась, зашипела на древесине, сразу посветлевшей.

— Вот. Сухие, — улыбнулась девушка.

Глаша неодобрительно покосилась на хозяйку.

— Осторожнее бы вы, Настасья Платоновна с шалостями такими. Что, если кто увидит?

— А кто увидит? — отмахнулась Настя, — тут кроме меня да тебя и нет никого!

— Оно то так, токмо постелей то две. Стало быть, соседка у вас имеется!

— Имеется, — подтвердила Настя, вновь садясь на кровать. — Зябко как, Глаша, ты печь-то подожги!

Та послушно постучала кресалом, поджигая трут. Разведя огонь, она прикрыла заслонку и повернулась к хозяйке, явно желая выведать подробности, как хозяйку зачислили в фрейлины, и откуда вдруг Настя водит знакомства с преображенцами.

К счастью девушки, не желавшей отвечать на вопросы молочной сестры, дверь в комнату отворилась и на пороге возникла высокая темноволосая девица в желтом платье.

— Ты что ли новенькая? — она с любопытством посмотрела на сидящую на кровати девушку.

— Наверное я.

— Лизетта ко мне весточку отправила. Просила за тобой присмотреть, пока сама на дежурстве, — девица с завистью посмотрела на огонь в печи, — Не дымит! А у нас дрова сырые!

Глаша бросила многозначительный взгляд на хозяйку, та сделала вид, что не заметила, внимательно рассматривая незваную гостью.

— Дарья я, — представилась та, — Соседка твоя и Лизетты. Вы с ней в этой комнате, а я одна — в соседней. Остальные — в других домах расселены.

— А почему ты одна живешь? — вырвалось у Насти.

Девушка хмыкнула:

— Каморка там, а не комната. Вторая кровать не поместится, да и окна нет, окромя меня никто туда и не хотел.

— А ты захотела?

— Меня и не спрашивали. Я ж во фрейлинах из милости государевой, а не по протекции, как остальные.

Настя слегка смутилась.

— За меня тоже никто не просил, — тихо сказала она. — Елисавета Петровна сама так решила.

— Значит, понравилась ты ей! — улыбнулась Даша.

Улыбка преобразила фрейлины сделав почти красавицей. Настя лишь махнула рукой в ответ: она до сих пор с трудом вспоминала все, что произошло на аудиенции. Да и Белов к чему-то просил не говорить никому. Ссориться с женихом, пусть даже и нежеланным, не хотелось.