Приключение Гекльберри Финна

– Я был другом вашего отца, друг я и вам. И как друг и честный человек, желающий защитить вас и оградить от горя и беды, говорю вам: повернитесь спиной к этому негодяю, гоните его, невежественного прохвоста, прочь вместе с его идиотским греческим и иудейским, как он их именует. Он просто жалкий самозванец, явившийся сюда с запасом пустых имен и фактов, которые выведал где-то, – вы принимаете их за доказательства, а они нужны ему лишь для того, чтобы одурачить вас и ваших глупых друзей, которым следовало бы быть хоть немного умнее. Мэри Джейн Уилкс, ты знаешь, что я твой друг, и друг бескорыстный. Так послушай же меня: прогони этого гнусного мерзавца – умоляю тебя. Прогонишь?

Мэри Джейн вытянулась в струнку и, боже ж ты мой, еще красивее стала! И говорит:

– Вот мой ответ! – а после взяла мешок с деньгами, сунула его королю в руки и сказала: – Возьмите эти шесть тысяч и вложите их от нашего имени во что захотите, а расписка нам не нужна!

И бросилась королю на шею с одного боку, а Сьюзен с Заячьей Губой – с другого. Тут все захлопали в ладоши, затопали в пол ногами, в общем, шум подняли страшный, а король стоит с высоко поднятой головой и гордо улыбается. Ну, доктор и говорит:

– Что же, я умываю руки. Но предупреждаю всех: настанет время, когда вас будет тошнить при одной мысли об этом дне.

И пошел к двери.

– Ладно, доктор, – говорит ему вслед король, да насмешливо так, – мы все же рискнем, а когда затошнит – пошлем за вами.

Все захохотали и заговорили о том, как лихо король его отбрил.

  Глава XXVI. Я краду добычу короля

Ну вот, когда все разошлись, король спросил у Мэри Джейн, найдутся ли в доме свободные комнаты, а она ответила, что одна такая имеется и в ней может расположиться дядя Уильям, а свою комнату, которая немного побольше, она отдаст дяде Гарвею, сама же переберется к сестрам, поставит там для себя раскладную кровать; а еще наверху, в мансарде, имеется комнатка с соломенным тюфяком. Король сказал, что комнатка сгодится для его камельдинера – для меня, то есть.

Мэри Джейн повела нас наверх, показала комнаты, простые, но приятные. И сказала, что, если ее платья и прочие вещи буду мешать дяде Гарвею, она может их вынести, однако король ответил, что не стоит. Платья висели вдоль стены, укрытые спадавшей до пола ситцевой занавеской. В одному углу комнаты стоял старый, обтянутый ворсистой тканью сундук, в другом гитарный футляр, а еще там было много всяких безделушек и вещиц, которые девушки любят в свои комнаты стаскивать. Король сказал, что все это создает уют и убирать ничего не нужно. Герцогу комната досталась поменьше, но тоже довольно просторная, да и моя оказалась примерно такой же.

Вечером к ужину пришло много гостей, мужчин и женщин, я стоял за стульями короля и герцога, прислуживал, а за гостями негры ухаживали. Мэри Джейн сидела во главе стола, рядом со Сьюзен, и все извинялась за то, что и печенья у нее получились сухие, и соленья никуда не годятся, и жареные цыплята жесткие и из рук вон плохие – в общем, повторяла обычную дребедень, какую женщины говорят, когда им лишний раз комплимент получить охота; ну а гости-то видели, что еда на столе лучше некуда, и расхваливали ее, повторяя: «Как это вам удалось печеньица так подрумянить?», и «Боже, откуда у вас такие изумительные огурчики?»,  и прочую лицемерную чушь – сами знаете, как оно за столом бывает.

Когда все закончилось, мы с Заячьей Губой поужинали на кухне остатками еды, а сестры ее тем временем помогали неграм прибираться в столовой. Заячья Губа принялась расспрашивать меня насчет Англии, и пару раз я едва-едва не попался на вранье. Она говорит, например:

– Ты короля когда-нибудь видел?

– Которого? Вильгельма Четвертого? Ну еще бы, он же в нашу церковь молиться ходит.

Я знал, что он уж не один год как помер, но говорить об этом не стал. А она, услышав что король ходит в нашу церковь, спрашивает:

– И часто?

– Да все время. Его скамейка как раз напротив нашей стоит, по другую сторону от кафедры.

– А я думала, он в Лондоне живет.

– Так и есть. Где ж ему еще жить?

– Но вы же, по-моему, в Шеффилде живете?

Я понял, что заврался. Пришлось притвориться, будто я подавился куриной костью, покашлять да подумать, как мне вывернуться. Ну и говорю:

– В нашу церковь он заглядывает, когда в Шеффилде живет. В летнее, то есть, время, когда он приезжает морские ванны принимать.

– Постой, как же так, ведь Шеффилд не у моря стоит.

– А кто сказал, что у моря?

– Ты и сказал.

– Я этого не говорил.

– Говорил!

– Да нет.

– Как это нет?

– Ничего я такого не говорил.

– А что ж ты тогда сказал?

– Сказал, что он приезжает морские ванны принимать – вот что.

– Как же он принимает морские ванны, если там моря нет.

– Слушай, – говорю, – ты когда-нибудь видела такую воду, «Конгресс» называется?

– Видела.

– И что, тебе ради этого в Конгресс тащиться пришлось?

– Нет, конечно.

– Ну так и Вильгельму Четвертому не приходится ехать к морю, чтобы морские ванны принимать.

– Откуда ж он тогда морскую воду берет?