Об этом я и думать-то не хотел – и однако ж, ни о чем другом почему-то не думал. Становилось все темнее, темнее – самое милое дело, чтобы улизнуть, да только поди, улизни: тот здоровяк, Хайнс, держал меня за руку так крепко, что и Голиар позавидовал бы. Он, видать, шибко разволновался – волок меня до того быстро, что мне в прискок бежать приходилось.
Добралась наша толпа до кладбища и растеклась по нему, что твой паводок. А когда подступилась к могиле, выяснилось, что лопат они с собой чуть не сотню прихватили, а фонаря ни одного. Ну, они все равно копать начали – при свете молний, – послав кого-то за лампой в ближайший дом, до которого оттуда с полмили было.
Копали они и копали, как нанятые, а тем временем совсем уж стемнело, и дождь хлыстал, и ветер выл и ревел, и молнии сверкали все чаще, и бухал гром, но никто этого, похоже, не замечал, все были заняты делом; и в один миг можно было увидеть каждое из лиц в толпе и плывущие над могилой лопаты с землей, а в следующий мрак стирал все дочиста и становилось совсем ничего не видать.
И наконец, вытащили они гроб и крышку отвинтили, и началось столпотворение и давка – каждый лез вперед, чтобы увидеть труп своими глазами; а тьма уже стояла такая, что страшней и страшней становилось – полная жуть. Хайнс тоже проталкивался вперед и тянул меня за руку так, что чуть с корнем ее не выдрал, – он, по-моему, забыл о моем существовании напрочь, до того разволновался и распыхтелся.
И вдруг молния облила все белым светом и кто-то завопил:
– Мать честная, да у него ж на груди мешок с золотом!
Хайнс аж завыл, да и все остальные тоже, – он выпустил мою руку и рванулся вперед, посмотреть, а уж как я оттуда выбрался и оказался на темной дороге, этого никто вам не скажет, и я в том числе.
Вся дорога была в полном моем распоряжении и я просто летел по ней – ну, не совсем в полном, еще ею владела сплошная темень, и посверки молний, и шум дождя, и порывы ветра, и раскаты грома. Но несся я по ней очень быстро, не сомневайтесь.
Добежав до города, я никого не увидел – гроза же, кто из
дому наружу полезет? – и потому не стал связываться с боковыми улочками, а
попер прямо по главной и, приближаясь к нашему дому, только на него и глядел.
Никакого света в нем видно не было, все темно – и так мне вдруг обидно стало, так
тоскливо – уж и не знаю сам, почему. И вдруг, я уже мимо дома пробегал, в окне
Мэри Джейн загорелся свет! и сердце мое словно раздулось, я даже испугался, что
оно лопнет, а спустя секунду дом остался у меня за спиной, в темноте, и я понял,
что никогда больше
Отойдя от городка на расстояние, с которого никто уж заметить меня не смог бы, я принялся искать лодку, чтобы доплыть до острова, и первый же проблеск молнии показал мне такую, которая не на цепи стояла, – привязанный всего лишь веревкой челнок, – и я запрыгнул в него и оттолкнулся от берега. До острова было не близко – середина реки все-таки, – но я не терял попусту времени и, добравшись до плота, умаялся настолько, что мне хотелось лишь одного – полежать на нем, отдуваясь, да вот позволить себе я это не мог. И не позволил. Едва запрыгнув на плот, я закричал:
– Уходим, Джим, отчаливай! Хвала небесам, мы избавились от них!
Джим выскочил из шалаша, бросился, раскрыв объятия, ко мне, радость переполняла его, – но тут опять полыхнула молния, и сердце мое подскочило чуть не до горла, а сам я навзничь повалился за борт: я ж забыл, что Джим был одновременно и старым королем Лиром, и утопшим А-рабом и, как увидел его, у меня с перепугу в глазах потемнело. Однако Джим вытащил меня из воды и принялся обнимать, благословлять и так далее, до того он был счастлив, что мы сбыли с рук короля с герцогом. Но я сказал:
– Отложи-ка ты это до завтрака, ладно? Отвязывайся и поплыли!
И через пару секунд плот уже скользил по воде, и какое же это было счастье: снова оказаться свободным – ни с кем ты не связан, никто тебя не донимает, ты просто плывешь по огромной реке. Я даже в пляс пустился, подпрыгивал, стукая пяткой о пятку, – раз, другой – просто удержаться не мог; однако на третьем подскоке заметил кое-что слишком мне знакомое и даже дышать перестал и вслушался, ожидая: и точно, когда над рекой пролетела новая молния, я увидел нашу парочку, налегавшую на весла так, что ялик их аж гудел! Нас нагоняли король и герцог.
Я понял, что все пропало, и плюхнулся на доски плота, – а что мне еще оставалось? Не плакать же.
Глава XXX. Как золото воров спасло
Едва они забрались на плот, король подскочил ко мне, схватил за ворот, тряхнул и говорит:
– Улизнуть от нас надумал, щенок! Устал от нашего общества, а?
Я отвечаю:
– Нет, ваше величество, мы вовсе не…
– Ну, говори, куда это ты намылился, или я из тебя все кишки вытрясу!