Приключения Бэзила Скуридайна

На третьи сутки наблюдатели из своих „вороньих гнезд“ опять увидели землю. Это были два острова, поросшие тропическим лесом, большой и маленький, лежащие друг от друга на расстоянии в 30 миль. По сведениям из испанской лоции, острова были необитаемыми. На всякий случай, Уиддон приказал обследовать их. На двух пинасах разведчики отправились к ближайшему большому острову. Вернувшись к концу дня, они подтвердили, что остров, протянувшийся в длину почти на 20 миль, необитаем. На нем есть удобные лагуны для стоянки флотилии, различная живность, но, к сожалению, отсутствуют источники воды.

„Поэтому-то, здесь нет карибов!“ — сделал вывод капитан Уиддон.

В тот же вечер, Уиддон приказал следовать к другому острову. Утром, корабли достигли его. Небольшой коралловый остров, покрытый густым тропическим лесом, две трети которого занимала плоская равнина, переходящая на западе в небольшую возвышенность, был окружен непроходимым коралловым рифом. Полдня пришлось кораблям плыть вдоль его побережья, пока в западной части моряки не нашли проход в живописную обширную лагуну. За это они были вознаграждены. Лагуна изобиловала рыбой, тропический лес — съедобными плодами. На острове были замечены многочисленные стада расплодившегося и одичавшего рогатого скота, коз и свиней. Небольшое количество домашних животных, по традиции, заложенной еще Генрихом Мореплавателем, испанцы оставляли для размножения на необитаемых островах в надежде, что изголодавшиеся в путешествии через Атлантический океан моряки смогут ими пополнить запасы своей провизии. В прибрежных болотах обитали дикие олени, множество лебедей и уток. Но самый большой подарок преподнесла морякам одна из трех пещер, обнаруженных на склоне берега, рядом с лагуной. Ее вход вел в просторный грот с большим озером, наполненным чистейшей пресной водой. Услышав это известие из уст разведчиков, Уиддон немедленно распорядился перевезти больных на берег лагуны.

Высадка на остров отняла последние силы у здоровых членов экипажей. Они размещали больных прямо на берегу, в тени густых крон пальм и отправлялись на корабли за новыми их партиями. Другие занимались отстрелом животных, чтобы приготовить пищу для больных пораженных скорбутом и себя.

От здоровой пищи и отдыха больные начали быстро выздоравливать и восстанавливать свои силы. Скорбутом больше никто не заболел. „Жаль, что не вернуть тех, кто умер!“ — грустили оставшиеся в живых моряки! А умерла, ни много, ни мало, третья часть отправившихся в плавание.

Василий Скурыдин большую часть времени проводил на корабле. То, его оставлял за себя капитан Миллер, то просил побыть вместо него Кристофер Джонсон. Обоим нельзя было отказать: Джонсу Миллеру — потому, что он был начальником; его первому помощнику — из-за того, что Василий иногда нуждался в его помощи. Наконец он сам, должен был находиться на корабле за самого себя. Но когда ему удавалось вырваться с корабля, он полностью посвящал себя удовольствиям, которые можно было получить на острове. Их было немного: вымыться пресной водой и выстирать одежду, пострелять из лука, увязавшись со специальной командой, которая занималась охотой на одичавших коз и свиней, самому заняться рыбалкой, подкарауливая здоровых рыбин сидя с острогой на верхушке какой-нибудь скалы, выступающей из воды. Иногда просто хотелось побыть одному. Василий мог позволить себе это. Друзей, кроме главного стюарда Деворы Смита, ни среди джентльменов, ни среди моряков, он не нашел. Но с тех пор, как Василия перевели на „Толстушку“ они ни разу с ним не встречались. Тем не менее, попыток помыкать им, как это бывает в любом мужском обществе, разделенном на компании, с людьми, которые не принадлежат ни к одной из них, не было. Василий не только себя не давал в обиду, но и защищал других.

Хуже было тем, кто в силу разных причин не мог постоять за себя. Таким изгоем стал испанец, выкупленный из плена у индейцев. Его вера была причиной постоянных насмешек и издевательств над ним со стороны моряков. Испанца заставляли делать всякую черную работу и просто быть на побегушках. Хилое телосложение и опять же принадлежность к католикам (а, следовательно, к прямым врагам) не позволяли ему дать отпор ни морально, ни физически. Так уж случилось, что Василию пришлось заступиться и за него.