Приключения бригадира Этьена Жерара

В зале было совсем темно, но в ней слышался гул многочисленных голосов. Когда я громко об'явил о цели своего-приезда, эти голоса смолкли, и водворилось гробовое молчание. Тут происходило какое-то важное заседание. Очевидно, на этом собрании обсуждалось то дело, ради которого я сюда приехал, т.-е. вопрос о войне и мире. Значит, я еще имею время наклонить весы в нашу сторону и сохранить Германию для императора и Франции.

Мажордом принял меня угрюмо и, введя в небольшую приемную, вышел вон. Минуту спустя он явился снова и сказал:

— Князя беспокоить теперь нельзя. Вас примет и выслушает княгиня.

Княгиня? Есть ли смысл говорить об этом деле с княгиней? Ведь, я знаю, что эта заядлая немка подстрекает своего мужа об'явить войну императору и Франции?

— Я хочу говорить с князем, — ответил я мажордому.

— А придется вам говорить с княгиней, — послышался голос в дверях, и в комнату вошла женщина.

— Фон-Розен! — обратилась она к мажордому, — вы останетесь здесь.

Услышав этот голос и увидав стоящую передо мной женщину, я чуть не подпрыгнул к потолку от гнева. Это была она!

А княгиня нетерпеливо топнула ногой и вскричала:

— Время не терпит, милостивый государь. Что вы имеете сказать князю Саксен-Фельштейнскому?

— Что я могу вам сказать, кроме того, что вы меня научили раз навсегда не доверяться женщинам? Вы меня оскорбили и обесчестили на всю жизнь.

— Вы хотите сказать, что мы с вами уже встречались?

— Я хочу сказать, что два часа тому назад вы меня ограбили…

— Это, однако, невыносимо! — воскликнула княгиня, прекрасно притворяясь разгневанной, — привилегии, которыми пользуются посланники, имеют пределы.

— Ваша беззастенчивость восхитительна, — ответил я, — но предупреждаю ваше сиятельство, что вам не удастся сделать из меня дурака второй раз.

И шагнув вперед, я взял ее за рукав платья.

— Вы даже не потрудились переменить костюм; после усиленной скачки он весь в пыли, — произнес я.

Видали ли вы, как солнце восходит над снеговыми вершинами? Выточенное из слоновой кости лицо княгини залилось ярким румянцем.

— Дерзкий! — воскликнула она, — позвать лесников и вытолкать его из замка! Ах, Фон-Розен держите его!

Княгиня, очевидно, забыла, с кем она имеет дело. Я понял, что она не хочет допустить моего свидания с князем. Одним прыжком я очутился вне комнаты. Еще прыжок — и я был в зале, а затем вбежал в комнату, откуда слышался гул человеческих голосов.

Звякая саблей и шпорами, я вошел в залу и стал посередине.

— Я прислан императором, — громко произнес я, — и привез от него известие его высочеству князю Саксен-Фельштейнскому.

Человек, сидевший на возвышении под балдахином, поднял голову. Я увидел худое и увядшее лицо. Князь сидел сгорбившись, точно на его спину кто-то навалил невыносимую тяжесть.

— Ваше имя, милостивый государь?

— Полковник Этьен Жерар из Третьего гусарского полка.

Все смотрели на меня, но ни одного дружественного взгляда я не заметил. В это время в комнату вошла княгиня; она приблизилась к князю и начала ему что-то нашептывать на ухо.

Крутя усы и выпятив грудь колесом, я добродушно оглядывал собравшихся в зале немцев.

Князь снова обратился ко мне и произнес:

— Я получил от императора письмо. Он сообщил мне, что важные бумаги должен мне доставить маркиз Сент-Эрно.

— Маркиз злодейски умерщвлен, — ответил я, и при этих словах в зале поднялся шум. Все стали поглядывать в угол, где сидели люди в черных плащах.

— Где же ваши бумаги? — спросил князь.

— У меня нет бумаг.

Немедленно же зала огласилась воплями.

— Это шпион! Он притворяется! Его надо повесить! — свирепо кричали немцы.

— Повесить! Повесить! — раздалось из угла, где сидели черные люди, и этот крик был подхвачен другими.

Я вынул платок и невозмутимо стал обмахивать пыль с мундира. Князь поднял вверх свои худые руки, и в зале водворилась тишина.

— В таком случае дайте нам удостоверение, что вы, действительно, посланы императором, и изложите, в чем ваше поручение? — сказал князь.

— Удостоверение — это мой мундир, а поручение мое я должен изложить вашему высочеству секретно.

Князь стал тереть лоб рукой. Очевидно, этот слабохарактерный человек не знал, как ему в данном случае поступить. Княгиня, продолжавшая стоять около него, наклонилось к нему и снова что-то зашептала. Князь, выслушав жену, ответил:

— Мы здесь находимся с нашими верноподданными, от которых у меня нет тайн. Поэтому вы можете говорить обо всем открыто.

Слова князя вызвали одобрение залы, и глаза всех снова устремились на меня. Клянусь честью, я чувствовал себя в затруднительном положении. Одно дело — говорить с восемьюстами гусарами, а другое — произносить речь политического характера перед таким разношерстным собранием. Устремив глаза на князя, я стал говорить то, что сказал бы ему, если бы мы были с ним наедине. Я говорил громко, словно командуя своим полком.