Читаем Приключения четырех дервишей полностью

Так потрясен я и растерян был,

Что обо всем на свете позабыл

И над бедой искромсанного тела

Утратил нити основного дела.


О дервиши! Лучше бы никогда мне этого не видеть. Представьте себе красавицу — лицом, как луна, волосы словно мускус черны, стройна, как кипарис, душа вселенной и свет души... Нежное ее тело было изранено кинжалом, вьющиеся локоны мускусных волос взмокли от крови, а некогда румяное лицо стало цвета шафрана. Она так ослабела, что не могла даже открыть глаза и взглянуть на цветущий мир. Увидев ее в таком состоянии, я решил, что она испила кубок смерти. Дервиши! Я был очарован лицом и волосами красавицы; вместо того, чтобы, оказавшись в таком положении, в ужасе пуститься бежать... я стоял, восхищенный совершенной красотой этой благословенной и счастливой восходящей звезды и недоумевал, откуда и почему выпали на ее долю такие муки и страдания, и какой жестокосердый посмел совершить над ней такое насилие. Пока я горевал над ней и осматривал ее лицо, красавица вдруг пришла в себя, и, услышав мои рыдания, сказала слабым голосом:

— Мой недостойный и жестокий друг, о бессердечный злодей и насильник, это и есть твое воздаяние за мою доброту и за мои хлеб-соль?! Почему ты предал забвенью все мои благодеяния и потушил светильник моей жизни?..

Дервиши! Когда я услышал ее голос, я тут же потерял разум и сердце и, просверлив жемчужины слез остриями ресниц, ласково и сердечно сказал:

— Я готов ради тебя на все. Да ослепнут мои очи, если буду лишен возможности видеть тебя, пусть отсохнут мои руки, если не будут собирать колючки с твоего пути.

Как только луноликая прелестница услышала чужой умоляющий голос, спросила:

— Эй, человек, кто ты? Чего ты хочешь, о чем молишь? Я ответил:

— Да быть мне жертвой за тебя. Я — чужеземец, одинокий и бездомный, обездоленный бедолага и несчастный горемыка, о красавица. Я — йеменец. Скажи же и ты — какого сада кипарис и какого собрания свечка? Откуда свалились на тебя эти страдания?

Красавица издала тяжкий стон и сказала:


Бывает порою молчание речи умней,

Боюсь, что завязнешь ты в боли сердечной моей.


— Эй, юноша, а что если ты предашь меня земле и посчитаешь, что никогда не видел меня и никому, нигде не расскажешь о случившемся и сотрешь со страницы своей памяти мой образ. Да вознаградит тебя Аллах за это!

Сказав это, она потеряла сознание. Я так растерялся, оказавшись в трудном положении, что не знал, как мне быть. Разум подсказывал мне, что нужно бежать отсюда, а любовь повелевала быть стойким и оставаться на месте... В конце концов я решил, что нужно доставить ее в город и оказать помощь. Вдруг она выживет. Раздумывая так, я дожидался утра. Ночь отступила, наступил рассвет, и открыли городские ворота. С большим трудом погрузил я тот сундук на лошадь и въехал в город. Покружив по улицам и базарам, вдруг я очутился у караван-сарая. Тут же снял комнатку, внес сундук и, поручив лошадь хозяину караван-сарая, дал ему немного денег, чтобы он присматривал за ней. Затем вернулся в комнату, вытащил красавицу из сундука и уложил на постель. Потом я пошел искать лекаря. Добравшись до его лавки, поприветствовал его.

Лекарь-хирург спросил меня:

— Чем могу служить, сынок?

Я ответил:

— У меня есть больной. Он так сильно болен, что не может ходить. Если пойдешь со мной, осмотришь его и возьмешься лечить, получишь хорошее вознаграждение и сделаешь доброе дело.

Лекарь пошел со мной и осмотрел девушку. Осмотрев ее, он удивился, а потом, размахнувшись, влепил мне такую затрещину, которую никогда мне не забыть. Я решил, что он знает эту красавицу. Поэтому я уже распрощался с жизнью и сел, ожидая тысячу неприятностей и позора.

Потом он сказал мне:

— Эй ты, бессердечный тиран и насильник, за что ты так жестоко поступил с этой бесподобной красавицей?

Я поцеловал ему руку и горестно сказал:

— Эй, человек, клянусь Аллахом, не я нанес ей эти раны. То, что пережил я, никому не пожелаю. Эта несчастная — моя сестра, а семья наша проживает в йеменской стороне. Мы направлялись к Байтулмукаддас — к священной обители. Вчера ночью на нас напали грабители. Они убили отца и мать, братьев и сестер. Я сумел скрыться. После того как воры, ограбив нас, отправились по своим делам, я вернулся к месту, где останавливался караван, осмотрел, где совершилось злодеяние, и увидел всех близких убитыми. Вдруг я услышал стоны и направился в их сторону, и увидел сестру, которая, чуть живая, лежала среди мертвых. Когда я приподнял ее голову, она открыла глаза, узнала меня и сказала: «Братец, помоги скорей, не то будет поздно». Я разыскал пустой сундук, положил ее в него, погрузил на лошадь и доставил ее в этот город. Я очень надеюсь, что моя сестра, как память о моих родных и близких, останется жива.

Лекарь, услышав это, успокоился. Затем я сказал:

— Отец, если с твоей помощью эта несчастная поправится, дам тебе все, что ты пожелаешь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги