Приключения Джона Девиса

– Возьмите. Это награда, которую я обещала Моисею. А вас один Бог в состоянии наградить за все, что вы для меня сделали.

Украшение упало к моим ногам, лодка быстро удалилась от берега. Вскоре всё – и лодка, и гребцы, и женщины в белых одеждах – исчезло во мраке ночи, как видение. Я, наверное, принял бы все это за сон, если бы в руках у меня не осталось драгоценного букета, а в памяти имени Василики.

Глава XVII

Итак, лодка исчезла. Положение наше было незавидным. Во-первых, мы находились на берегу в полночь и без разрешения. Во-вторых, нам предстоял обратный путь вдоль берега, где голодные собаки бродили целыми стаями: они чуяли, что мы иностранцы, и потому считали себя вправе нападать на нас. Притом у меня не выходило из головы, что хоть я и не участвовал в убийстве, однако же оно произошло: убит был последователь Магомета и важный сановник, глава пажей султана.

Мы знали, что на корабле нам не миновать наказания, но две последние причины побуждали нас вернуться туда как можно скорее. Мы пустились в путь, прижавшись друг к другу, за нами шла целая стая голодных собак – их глаза сверкали в темноте, как горящие уголья. Временами они так близко подходили к нам, что мы вынуждены были останавливаться, чтобы отпугнуть их. Боб пускал в дело палку, которой действовал очень ловко, преследователи отступали, мы продолжали путь, но потом собаки опять нас нагоняли и чуть ли не хватали за ноги. Если бы кто-то из нас отстал или упал, то ему было бы несдобровать.

Собаки провожали нас таким образом до места, где стояла лодка Джеймса и Боба. Джеймс первым вошел в нее, я за ним, а Боб прикрывал наше отступление. Собаки, догадываясь, что мы можем от них ускользнуть, подступили так близко, что Боб, махнув палкой, убил собаку, которая была посмелее, остальные в ту же минуту бросились на труп и растерзали его. Боб воспользовался этой минутой, отпер замок цепи, которой лодка была привязана к берегу, и запрыгнул в нее; мы с Джеймсом ударили веслами и быстро удалились от берега, сопровождаемые жутким воем. Футах в ста от берега Боб забрал у нас весла и стал грести один – он был сильнее нас обоих.

Кому не случалось наслаждаться тихой, ласковой восточной ночью, тот не может составить себе о ней ни малейшего представления. При свете луны Константинополь, со своими расписанными домами, златоверхими павильонами и раскидистыми деревьями, казался волшебным садом. Небо было чистым, без малейшего облачка, а море спокойным и напоминало огромное зеркало, в котором отражались звезды. Наш корабль стоял на одной линии с Леандровой башней, за ним был маяк на мысе Халкедонского порта; красивые мачты и ванты «Трезубца», подобно паутине, рисовались темным цветом в свете маяка. Мы уже близко подошли к кораблю и потому велели Бобу грести помедленнее, чтобы весла не производили сильного шума. Мы надеялись, нам удастся подойти к кораблю так, что вахтенный нас не заметит или по крайней мере соизволит сделать вид, будто не замечает. Тогда мы пробрались бы на корабль через одно из тех отверстий, которые никогда не закрываются на бортах судна, улеглись бы потихоньку в свои койки, а на другой день вышли бы на вахту, как ни в чем не бывало. К несчастью, когда мы приблизились шагов на тридцать к «Трезубцу», часовой, чья голова виднелась над бортом, встал на бак и крикнул во весь голос:

– Эй, на лодке, что надо?

– Мы хотим попасть на корабль, – ответил я, держа руки рупором.

– Кто вы такие?

– Мичманы Больвер и Девис и матрос Боб.

– Прочь!

Мы удивленно переглянулись, тем более что вахтенный был приятелем Боба. Думая, что он, может быть, не расслышал, я сказал:

– Патрик, говорят тебе, это мы, Больвер, Девис и Боб! Неужели ты не узнаешь моего голоса?

– Прочь! – завопил Патрик так громко, что, крикнув в третий раз, он, верно, разбудил бы весь корабль.

Боб начал грести прочь от корабля. Мы поняли его намерение и кивнули в знак согласия. Он хотел выйти из зоны видимости и потом, сделав круг, подойти с еще большими предосторожностями с другого борта в надежде, что, может быть, там посчастливится. Удалившись на некоторое расстояние от корабля, мы остановились на минуту, обернули весла носовыми платками и небольшим парусом, который разодрали надвое. Потом Боб снова начал грести, но так тихо, что мы сами не слышали шума весел, и один только след, который мы оставляли за собой, мог выдать нас. Мы радовались своей хитрости и были почти уверены, что проберемся на корабль, но, подойдя к нему футов на двадцать, увидели, что часовой, матрос, ходивший по палубе, остановился. Через минуту опять послышался крик:

– Эй, на лодке! Что надо?

– Да черт вас возьми!.. Говорят же вам, что мы хотим вернуться на корабль, – сказал Джеймс, который, подобно мне, начинал уже терять терпение.

– Прочь! – закричал часовой.

– Да что с вами сделалось? Мы ведь не пираты! – сказал я.

– Прочь! – повторил часовой.

Мы не послушались и велели Бобу грести к кораблю.

– Прочь! – крикнул опять часовой, наведя на нас ружье. – Прочь, или я выстрелю!