Приключения Джона Девиса

Они говорили по-турецки, и я, не видя их движений, ничего не мог понять. Между тем по интонации голоса мужчины я догадался, что он не угрожает, а просит. Через несколько минут послышались звуки гитары, потом чистый мелодичный голос гречанки. Ее пение казалось и мольбой рабыни, и гимном любви – так оно было печально и нежно. Я был вне себя от удивления. Эта девушка, не старше пятнадцати лет, несколько минут назад, ломая руки, оплакивала смерть отца, свое собственное рабство и гибель своего семейства; ей помешали, когда она готовилась к бегству и уже наслаждалась мыслью о свободе, она знала, что я тут, рядом, знала, что вся надежда ее на кинжал, лежащий под подушками, – и между тем эта девушка пела столь же спокойно, как некогда, сидя между отцом и матерью у дверей родительского дома!

Все это казалось мне сном. Я слушал и ждал. Наконец, пение прекратилось. Разговор, который за ним последовал, казался еще нежнее прежнего, потом наступило молчание, и вдруг раздался болезненный приглушенный крик. Я не смел дышать. Послышался глухой стон, потом воцарилось мертвое молчание. Вскоре легкие шаги, которые я едва различал из-за сильного биения моего сердца, приблизились к кабинету, задвижка щелкнула, дверь отворилась, и свет луны, проникавшей сквозь окошко, упал прямо на гречанку. Она была в длинной нижней рубашке, бела и бледна, как привидение. Я хотел заглянуть в комнату, но там было темно, и я ничего не мог различить.

– Где ты? – спросила она, потому что я стоял в тени.

– Здесь! – Я выступил вперед и встал на то место, куда падал свет луны.

– Я сделала свое дело, теперь твоя очередь, – произнесла она, подавая мне кортик.

Девушка держала его за рукоятку, я взял за лезвие. Оно было тепло и мокро, я разжал руки и при свете луны увидел, что оно в крови.

Я впервые дотронулся до человеческой крови! Волосы мои встали дыбом, и дрожь пробежала по телу, но я тотчас понял, что время терять нельзя, и принялся за работу. Те двое, которых я уже заметил прежде, все еще стояли на углу, но я не обращал на них внимания и продолжал выламывать перекладину. Наконец, она подалась. Отверстие было достаточно велико, чтобы мы в него могли пролезть. Оставалась одна наружная решетка, но я толкнул ее, и она упала. В ту же минуту один из двоих, стоявших на углу, выбежал на середину улицы.

– Это ты, Джон? – крикнул он. – Тебе помочь? Мы с Бобом к твоим услугам.

– Джеймс! Боб! – воскликнул я. Потом, обратившись к гречанке, которая не понимала, о чем мы говорили, сказал: – Теперь мы спасены!

– Нет-нет, – сказал я Джеймсу, – помощи мне не нужно. А нет ли у вас веревки?

– У нас есть лестница, – ответил Джеймс. – Подойди-ка сюда, Боб, встань к стене.

Матрос тотчас подошел, Джеймс залез к нему на плечи, подал мне веревочную лестницу, и я привязал ее к перекладинам. Джеймс соскочил на землю и взял лестницу за нижний конец, чтобы она не качалась. Подруга моя тотчас вылезла в окно и через минуту очутилась на улице. Я спустился вслед за ней.

– Скажи, ради бога, что это с тобой? Ты бледен как смерть и весь в крови. Не гонятся ли за тобой?

– Гнаться некому, – ответил я. – Я все расскажу тебе после. Сейчас некогда. Где лодка? – спросил я гречанку по-итальянски.

– У Галатской башни. Но я не знаю дороги.

– Найдем, – сказал я, схватив ее за руку и потянув за собой. Но тут только заметил, что она босая. Я хотел было взять ее на руки, но Боб, угадав мое намерение, опередил меня, поднял ее, как ветер перышко, и побежал к берегу. Джеймс подал мне пару пистолетов и, вынув из-за пояса другую, сделал мне знак, чтобы я шел справа от Боба, а сам пошел слева.

Мы не встретили никаких препятствий. В конце улицы нам открылось огромное синее зеркало Мраморного моря. Тут мы повернули влево и пошли по берегу. Множество лодок курсировало из Константинополя в Галату и из Галаты в Константинополь. Одна только лодка стояла неподвижно на некотором отдалении от берега. Мы остановились перед ней, и гречанка пристально на нее посмотрела: та была, по-видимому, пуста. Но вдруг из нее поднялся какой-то призрак.

– Матушка! – вскрикнула девушка, трепеща.

– Милая моя! – раздался голос, от которого все мы вздрогнули. – Дитя мое! Ты ли это?

В ту же минуту четверо гребцов, которые лежали на дне барки, сели на свои места, лодка полетела как ласточка и через минуту причалила к берегу. Мать и дочь бросились друг другу в объятия, потом старуха кинулась к нашим ногам и спросила, чьи колена ей обнимать. Я поднял ее и сказал:

– Ступайте, ради бога, не теряйте времени, иначе вы погибли!

– Прощайте, – произнесла девушка, пожав мне руку, – одному Богу известно, увидимся ли мы с вами когда-нибудь. Мы отправимся в Кардикию, в Эпир, там у нас родные. Скажите, как вас зовут, чтобы я могла вспоминать ваше имя в своих молитвах.

– Меня зовут Джон Девис, – сказал я. – Я сожалею, что не могу сделать для вас больше.

– А меня зовут Василики. Бог милостив, может быть, мы еще увидимся.

С этими словами она прыгнула в лодку и, сорвав бриллиантовый букет, который был у нее в волосах, сказала: