Приключения Джона Девиса

Тут-то и завязался настоящий поединок, до тех пор мы будто упражнялись. Раз или два я почувствовал холод железа, дважды я попал. Но ни один из нас не проронил ни слова. Наконец, сделав мощный выпад, я почувствовал, что шпага моя наткнулась на что-то твердое. Борк вскрикнул. Оказалось, что я пронзил его насквозь, кончик моей шпаги загнулся, ударившись в мраморный памятник, и я не мог уже ее вытащить. Шпага осталась в ране, я отскочил, но напрасно. Борк был уже не в состоянии мне ответить. Он хотел было шагнуть вперед, но ослабел, шпага выпала у него из рук, и он упал, вскрикнув еще раз.

Признаюсь, в эту минуту вся моя злоба испарилась. Меня охватила жалость. Я бросился к нему. Чтобы помочь Борку, нужно было прежде всего выдернуть из его тела шпагу; я потянул ее, но вырвать не мог, хотя и он тоже тащил ее обеими руками. Это последнее усилие было смертельно, он открыл рот, будто хотел что-то сказать, но вместо этого кровь хлынула ручьем, глаза его закатились, он дважды содрогнулся, потом вытянулся на земле, захрипел и умер.

Видя, что ему уже ничем не поможешь, я задумался о себе. За время поединка совсем стемнело. Я подобрал свои пистолеты, которыми очень дорожил, потом выбрался с кладбища и пошел к дому Моисея. Он сделал все, как договаривались, и ждал меня: отыскал неаполитанский корабль, который шел на Мальту, в Палермо и Ливорно и должен был сняться с якоря на рассвете. Моисей позаботился о месте для меня и сказал, что я прибуду ночью. Что касается одежды, то он и эту часть моего поручения исполнил в лучшем виде: приготовил мне великолепный греческий наряд и еще один костюм, попроще. Я тотчас переоделся, одежда была будто сшита по мне. За оба наряда, саблю и ятаган Моисею причиталось восемьдесят гиней, я прибавил ему еще пятьдесят за труды, потом попросил переправить меня на корабль. Все было готово: ювелир уже нанял лодку и велел ей быть в одиннадцать часов напротив Галатской башни.

В ожидании назначенного часа я прибавил несколько строк в письме к отцу: рассказал ему о дуэли и попросил открыть мне кредит в Смирне. Так как я намерен был остаться на Востоке, Смирна по своему местоположению и разношерстному населению, с которым я спокойно мог смешаться, подходила мне больше всего. Я написал также лорду Байрону: поблагодарил его за дружеское расположение и просил похлопотать за меня в Адмиралтействе, если ему случится быть в Англии. Он знал Борка. Я отдал Моисею письма к лорду Байрону, к капитану Стенбау и к отцу, велел отвезти их утром на корабль и сказать, где лежит тело Борка. Потом мы закутались в плащи и пошли к Галатской башне.

Лодка была на месте, и мы тотчас отправились в путь, потому что неаполитанский корабль, на котором меня ждали, стоял в Халкедонском порту, и потому нам следовало пересечь канал. К счастью, матросы наши были славными гребцами, и мы разом прошли Золотой Рог и обогнули Серальский мыс.

Ночь была светлая, а море спокойное. Посреди пролива стоял «Трезубец» – мачты, штаги[40], даже канаты его были видны в свете луны. Сердце у меня сжалось. Этот прекрасный корабль стал вторым моим домом, после отца и матери я больше всего любил команду «Трезубца». Там я оставил капитана Стенбау, доброго почтенного старика, которого уважал, как отца; Джеймса, чья искренняя и благородная дружба ко мне была неизменна; Боба, настоящего матроса, с нежным сердцем под суровой внешностью; я тосковал даже по самому кораблю. Мои товарищи и не подозревали, что я, покидая их навсегда, проплываю так близко от них. Это была одна из самых горьких минут в моей жизни. Я жалел о содеянном и понимал, что одним ударом перевернул всю свою жизнь и променял надежное будущее на полную неизвестность. Кто знает, что меня ожидает!

Между тем мы прошли мимо «Трезубца» и в свете маяка начинали различать суда, стоявшие на якоре в Халкедонском порту. Моисей указал мне корабль, на который я направлялся; по мере приближения я невольно оценивал его глазами моряка. Неаполитанское судно, конечно, не шло ни в какое сравнение с «Трезубцем» – одним из прекраснейших кораблей английского флота. Впрочем, оно было довольно удобно, быстроходно и вместительно. Трюмная часть была просторной, а мачты, как и у всех судов, предназначенных для плавания в Архипелаге, довольно низкими – для того, чтобы судно могло прятаться за скалами и островами от пиратов, которых тогда было множество в Эгейском море. Эта предосторожность могла сослужить хорошую службу ночью, неподалеку от земли, но, вероятно, оказалась бы погибельной, если бы судну понадобилось уйти от корсаров в открытом море. Все эти мысли пришли мне в голову, как моряку, который, еще не ступив на корабль, знает все его хорошие и плохие качества. Поэтому, прибыв на «Прекрасную левантинку», я уже хорошо ее знал, оставалось познакомиться с экипажем.