Еще с полчаса я плыл довольно свободно, но море все больше волновалось, и я чувствовал, что скоро совсем обессилю. Мне следовало отдаться на волю волн, и всякий раз, как я опускался вместе с волной, мне казалось, что я погружаюсь в бездну. Но вот, когда я оказался на гребне, блеснула молния, и я увидел справа скалу Нео, но на огромном расстоянии от меня. В темноте не по чему было сверять свой путь, и я сбился: теперь остров был так же далеко от меня, как и в самом начале. Я понял, что вряд ли доберусь до земли. Я попробовал отдохнуть на спине, но меня охватывал ужас всякий раз, как я устремлялся вместе с волной головой вниз в страшную пучину. Дыхание мое прерывалось, в ушах шумело, члены коченели, движения становились хаотичными, мне хотелось закричать, хотя я хорошо знал, что посреди моря никто, кроме Бога, криков моих не услышит. Воспоминания проносились передо мной, как во сне. Мне представлялись отец, мать, Том, Стенбау, Джеймс, Боб, Борк, вспоминал я и такие моменты, которые давно изгладились из моей памяти. Я уже не плыл, но безвольно, без всякого сопротивления перекатывался с волны на волну. Тут я делал отчаянное усилие, от которого искры сыпались из глаз, выбирался на поверхность воды, видел снова небо, и мне казалось, что оно совсем черное с красными звездами. Я кричал, и мне чудилось, что будто кто-то отвечает. Я почувствовал, что силы мои истощились, приподнялся до пояса над водой и с ужасом посмотрел вокруг. В эту минуту блеснула молния, мне привиделось на вершине одной волны что-то черное. Вдруг я услышал, что кто-то зовет меня, и так явственно, что не мог принять это за галлюцинацию. Я хотел ответить, но рот наполнился водой. Казалось, что меня ударило по лицу веревкой, я схватился за нее зубами, потом руками. Что-то тянуло меня к себе, и я не противился – у меня уже не было ни сил, ни воли. Потом я перестал что-либо чувствовать – я был в обмороке.
Очнувшись, я увидел, что лежу в каюте «Прекрасной левантинки», а возле моей койки сидит Апостоли.
Глава XXIII
Увидев, что я пришел в себя, он объяснил, каким чудом я спасся от смерти: он не смог взорвать корабль, потому что шкипер, угадав мое намерение, затопил порох. Идя назад по трапу, он встретился с пиратами: завладев судном, они несли в капитанскую каюту юношу, которого я ранил топором. Бедняга истекал кровью и просил хирурга. Тогда Апостоли пришло в голову выдать меня за врача и таким образом спасти. Он закричал, что на «Прекрасной левантинке» есть доктор и чтобы прекратили резню, если еще не поздно. Два человека тотчас бросились на палубу и объявили от имени сына их капитана, что тот, кто нанесет еще хоть один удар, будет казнен.
Апостоли с беспокойством следовал за ними, везде искал меня и не находил. В это время капитан пиратов, который во время битвы исчез, взобрался по канату на палубу и закричал: «Победа!» Апостоли тотчас узнал в нем того самого человека, с которым я боролся, и, подбежав к нему, спросил, куда я делся. Пират ответил, что я, вероятно, утонул. Апостоли сказал, что я врач и один я могу спасти его сына. Тут огорченный отец начал спрашивать, не видел ли кто меня; двое пиратов ответили, что стреляли по человеку, который плыл к острову Нео. Капитан тотчас велел спустить баркас и не знал, что делать – спешить ли ко мне на помощь или идти к сыну. Апостоли сказал, что мы с ним друзья, и вызвался отыскать меня. Капитан пошел в каюту, а Апостоли бросился в шлюпку. Люди, которые отправились за мной, увидели в свете молнии что-то белое и достали мою одежду. Это дало им надежду, и, думая, что я поплыл к острову, они стали грести в ту сторону. Спустя полчаса они увидели человека, который из последних сил боролся со смертью, и вытащили меня в ту минуту, когда я уже готов был навсегда погрузиться в море.
Апостоли только окончил свой рассказ, как дверь отворилась, и вошел капитан. Я с первого взгляда узнал человека, с которым мы дрались; между тем выражение его лица было совершенно иным: из свирепого оно стало полным отчаяния. Увидев, что я пришел в себя, он бросился к моей койке и закричал:
– Ради бога, доктор, спасите моего сына, моего милого Фортуната, и требуйте от меня, чего хотите!
– Не знаю, удастся ли мне спасти твоего сына, – ответил я, – но прежде всего я требую, чтобы ты не убивал пленных. Твой сын отвечает мне своей жизнью за жизнь последнего матроса.
– Только спаси Фортуната! – закричал опять пират. – И я своими руками задушу первого, кто осмелится тронуть ваших людей, но поклянись же и ты!
– В чем?
– Что не покинешь Фортуната, пока он не выздоровеет или не умрет.
– Клянусь!
– Так пойдем же со мной.