Приключения Джона Девиса

Вслед за тем новый сноп огня упал на палубу, одного матроса убило, двое или трое были ранены. Снова на фелуке раздались радостные возгласы, но их прервали выстрелы трех наших орудий. Трое гребцов упали и были заменены другими. Капитан пиратов, понимая, что упускает время для абордажа, стоял на корме и погонял гребцов. А мы надеялись, что избежим абордажа, и это придавало нам сил. Тут и буря вступила в дело: загрохотал гром, вслед за ним налетел ветер, и мы сильно продвинулись вперед.

– Радуйтесь, ребята! – закричал я. – Видите, нам помогает само небо! Пока они нам большого вреда не причинили.

– Всему свой черед, капитан, – сказал штурман. – Настоящее веселье начнется, когда они примутся играть на своих передовых пушках. Эй, ребята, пали!

Залпы с обоих судов раздались одновременно, но я, думая о словах штурмана, не следил уже за их действиями. Я услышал только стон и, взглянув на палубу, увидел, что два человека корчатся в агонии. Подозвав двух матросов, я сказал им вполголоса:

– Поглядите, нет ли мертвых. Нельзя загромождать палубу, да притом и невесело на них смотреть, стащите трупы в кубрик и бросьте в море с бакборта, чтобы пираты не видели.

Матросы тотчас принялись за дело.

Мы уже почти набрали максимальную скорость и, по моим расчетам, шли быстрее фелуки, но оказались так близко от нее, что ловкий человек мог бы бросить камень с одного судна на другое. Теперь пора было браться за ружья, и я велел стрелять, тот же приказ отдан был в ту же минуту и на фелуке, и началась ружейная перестрелка.

Некоторое время гребцы работали так споро, что фелука опередила нас, но ветер стал крепчать, и мы снова ее обогнали. Тут они дали по нам с каких-нибудь сорока шагов страшный залп, на который мы ответили из орудий и ружей, потом они погнались за нами. Через минуту раздались выстрелы двух больших орудий, и одно ядро ударило нам в корму у самой ватерлинии, а другое пролетело по парусам, не нанеся, впрочем, большого вреда: оно пробило только три малых паруса.

– Вот и шары стали кататься, – заметил штурман. – Теперь только береги кегли.

– Нельзя ли перевезти Розалию на корму и дать им сдачи? – спросил я.

– Сейчас, сейчас, капитан, везут. Ну-ну, лентяй, – сказал он матросу, которому раздавило палец. – Берись, что ли, за колесо, после успеешь повозиться со своим пальцем. Ну вот так-то!

Но еще мы не успели зарядить пушку, как раздался залп, и за ним последовал ужасный треск. В ту же минуту со всех сторон закричали: «Берегись, капитан!» Я взглянул наверх и увидел, что варенг, часть бизань-мачты, переломленная немножко выше марса, зашаталась и падает с парусами. В ту же минуту корма скрылась под обломками дерева, парусами и канатами, и корабль, лишившись двух парусов, важнейших для успешного хода с попутным ветром, тотчас пошел тише.

– Руби все! – закричал я. – Руби, и в море!

Матросы, понимая важность приказа, как тигры, бросились на снасти и с помощью топоров, сабель и ножей в минуту перерубили и перерезали до последней все канаты, которыми брам-стеньги были связаны с бизань-мачтой, потом все это побросали за борт.

Несмотря на быстроту этого маневра, корабль пошел медленнее, и я видел, что уже не остается никакой возможности избежать абордажа. Я осмотрелся вокруг: потери наши были пока не очень велики. Убиты трое или четверо матросов, столько же тяжелораненых, несколько человек получили легкие раны. Считая пассажиров, у нас оставалось еще двадцать пять или тридцать человек, способных бороться. Я велел позвать тех, кто с утра делал патроны, и, нагнувшись к Апостоли, который не отходил от меня ни на минуту, сказал тихонько:

– Послушай, брат, мы уже дрались. Сдаваться поздно. Что, ты думаешь, будет с нами, если нас захватят?

– Нас зарежут или повесят, – спокойно сказал Апостоли.

– Но ты грек. Земляки, может быть, тебя пощадят.

– Именно потому и не пощадят. Побежденный никогда не получит помилования, если просит о нем на языке, на котором говорит победитель.

– Ты в этом уверен?

– Совершенно.

– Ну так попроси у штурмана горящий фитиль и, когда я крикну «Пора!» – сбеги по кормовому трапу, брось его в пороховой погреб, и все будет кончено.

– Хорошо, – ответил Апостоли со своей печальной улыбкой, как будто я дал ему самое обычное поручение.

Я подал ему руку, он бросился мне на шею. Потом я схватил одной рукой рупор, другой топор и закричал изо всех сил:

– Держи круче к ветру малыми парусами! Людей на нижние реи! Руль на ветер весь и готовься к абордажу!