Но Прилетел я на остров не ради этих ленивых мирных животных. На острове обитают странные существа, я называю их летучими крысами или попрыгунчиками, потому что похожи одновременно и на крупных летучих мышей, и на лягушек. Длинное узкое тело их покрыто салатновой бородовчатой кожей, задние конечности чуть длиннее тела и мускулистые, а передние — маленькие, почти неразвитые и с перепонками, позволяющими летучим крысам планировать. А катапультой крысам служат гибкие стволы. Цепляясь задними конечностями за землю, они перехватывают передними ствол все выше и выше, наклоняя верхушку к траве, и в нужный момент позволяют стволам разогнуться и швырнуть себя на жертву. Жертвами служат морские животные, изредка — крупные птицы. На голове у попрыгунчика три острых шипа, по–видимому, выделяющие нервно–паралитический яд. Мне довелось видеть парализованную жертву. Животное из семейства ластоногих лежало неподвижно с открытыми глазами. Зрачки сужались и расширялись, однако тело словно задубело, не оживили его и мои пинки. Шкура на спине, чуть ниже шеи, была вспорота, в каждой их трех кровоточащих борозд копошилось по синевато–розовой личинке. Чем они питались — я не понял, но явно не мясом и не кровью животного. Через десять дней личинок уже не было в ранах, вместе с ними ушла и жизнь из неподвижного тела, которое сразу же стало добычей грызунов и насекомых. Жуткая смерть. Такая же участь ожидает и меня, если не отражу нападение попрыгунчика.
А вот и очередное предупреждение. В ложбинке с примятой, пожухшей травой копошились три личинки. Вели они себя так, словно пируют на теле жертвы, а тела как раз и не было. Понаблюдав за этими тварями и справившись с искушением разрядить в них пистолет, я пошел в гущу гибких стволов.
Теперь все мое тело превратилось в уши. Я слушал головой, руками, туловищем, ногами, но особенно — затылком. Удар нанесут сзади. Перед ударом послышится щелчок разогнувшегося ствола и иногда — тихая дробь обсыпавшихся ягод. У меня будут доли секунды, чтобы развернуться на звук и выстрелить в маленькую, движущуюся мишень. Промах равносилен смертному приговору, ведь найдут меня не скоро, никто не знает, где я отдыхаю. По официальной версии я летаю над океаном в прямо противоположном направлении, отрабатывая фигуры высшего пилотажа.
Впереди меня идет Тук. Он уже видел врага и теперь ковыляет на огромных задних лапах, помогая себе маленькими перепончатыми передними. Идет бесшумно, не задевая стволы. За него я спокоен: глаза и уши у фаготекса везде, а реакция лучше моей: один попрыгунчик уже размозжил голову о высунувшуюся навстречу ему костяную пластину. Шипы летучей крысы не сломались, но основаниями вылезли между задними конечностями.
Тишина‑то какая! Ни шелеста листьев, ни крика птиц, ни писка грызунов. И ни одного нападения. Если не случилась ожидаемая маленькая неприятность, значит жди большую.
Я взобрался на холм, настороженно огляделся. Тихой безжизненно. Небо чистое, никаких предвестий урагана. Океан тоже спокоен, накатывается на берег невысокими валами, неспеша отползает и снова накатывается. На горизонте синева океана слилась с голубизной неба, а посередине, между островом и горизонтом, вода изогнулась, будто на гладкой дороге неожиданно вспучились длинные поперечные кочки. Эти кочки медленно, однако с привораживающим упорством, подкрадывались к острову, и расстояние между кочками увеличивалось, а сами они вспучивались все выше. Красивое зрелище!..
И вдруг я понял. Нет, сначала почувствовал блаженство, вспрыснутое в тело накормленными антистрахинами, а потом уже угадал причину испуга. Пока я прикидывал расстояние от холма до флайера и от кочек до острова, пока подсчитывал и сравнивал время на преодоление обеих дистанций, страх успел накормить всех моих внутренних хищников и откладывался про запас, как жир, в клеточках моего тела: добежать до флайера не успею…
— Тук, за мной!
Я побежал к противоположному берегу, подальше от опасности. Мне нужны были пещера или расщелина. Фаготекс прикроет, он сильный, выдержит.
Цунами уже поднималось, словно привставало с коленей, на мелководье перед островом. Искрящаяся на солнце, с белопенной гривой вершина волны нависла над вершиной холма, с которого я сбежал, и ясно было, что никакое убежище не поможет против–такой силищи. Тем более, что укрыться было негде.
А цунами все подымалось и подымалось. Вздыбившись на высоту метров сорок, бесшумно наклонилось оно над островом, вот–вот рухнет, и тысячи тонн воды перемелют все, сдерут с острова шкуру — землю вместе с растительностью.
От воды меня могла спасти только вода. Надо было добежать до берега, а потом отплыть от него как можно дальше. На суше цунами — смерть, в воде — всего лишь высокая волна, которая плавно закинет тебя на свой горб и плавно опустит в ложбину позади себя.