Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

Какъ же это случилось, что лордъ Рингудъ, у котораго инстинктъ самосохраненія былъ силёнъ, который, я боюсь, былъ немножко эгоистъ и который, какъ мы слышали, отдалъ приказаніе не принимать Филиппа, вдругъ передумалъ и дружелюбно привтствовалъ молодого человка? Во-первыхъ, Филиппъ вовсе не безпокоилъ его сіятельство своими посщеніями; во-вторыхъ, случилось, къ счастью, въ самый день ихъ встрчи, его его сіятельство обдать у извстнаго парижскаго жителя и bon vivant милорда виконта Трима, который былъ губернаторомъ острововъ Саго, когда полковникъ Бэйнисъ стоялъ тамъ своимъ полкомъ. Генералъ встртился въ церкви съ старымъ вест-индскимъ губернаторомъ; милордъ Тримъ прямо попросилъ генерала Бэйниса къ обду, гд былъ и лордъ Рингудъ съ другими знатными гостями, которыхъ теперь мы не имемъ нужды называть. Уже было говорено, что Филиппъ Рингудъ, братъ милорда, и капитанъ Бэйнисъ была въ молодости короткими друзьями и что полковникъ умеръ на рукавъ капитана. Лордъ Рингудъ, имвшій превосходную память, когда они хотлъ прибгать къ ней, вздумалъ при этомъ случа вспомнить генерала Бэйниса и его короткость съ своимъ братомъ въ былые дни. Они разговорились объ этихъ былыхъ дняхъ. Я полагаю, что превосходное вино лорда Трима сдлало генерала краснорчиве обыкновеннаго. Въ разговор генералъ назвалъ Филиппа и, разгорячившись отъ вина, осыпалъ самыми восторженными похвалами своего молодого друга и упомянулъ, какъ благородно и бёзкорыстно поступилъ Филиппъ съ нимъ. Можетъ быть лорду Рингуду было пріятно слышать эти похвалы внуку своего брита; можетъ быть онъ думалъ о прежнихъ временахъ, когда у него было сердце и онъ любилъ своего брата. И хотя онъ, можетъ быть считалъ Филиппа Фирмина нелпымъ олухомъ за то, что онъ отказался отъ всякихъ правъ, которыя онъ могъ имть на состояніе генерала Бэйниса, по-крайней-мр я не сомнваюсь, что его сіятельство подумалъ: «невроятно, чтобы этотъ мальчикъ просилъ денегъ у меня!» Вотъ почему, когда онъ воротился въ свою гостинницу, посл этого обда и на двор увидалъ этого самаго Филиппа Фирмина, внука его брата: сердце стараго вельможи наполнилось добрымъ чувствомъ и онъ пригласилъ Филиппа къ себ.

Я описывалъ нкоторыя странности Филиппа; между прочимъ, въ наружности его произошла весьма замчательная перемна вскор посл его разоренія. Можетъ ли новый сюртукъ или жилетъ доставить удовольствіе тому, чья молодость уже прошла? Я скоре думаю, что въ человк среднихъ лтъ новое платье возбуждаетъ тревожное чувство — не оттого, чтобы оно было узко, хотя и это можетъ быть причиною, но по своему лоску и великолпію. Когда мой покойный другъ мистриссъ подарила мн изумрудный жилетъ съ золотыми разводами, я тотчасъ надлъ его въ Ричмондъ обдать съ нею, но застегнулся такъ, что наврно въ омнибус никто не видалъ, какой на мн яркій жилетъ. Десять лтъ онъ составлялъ главное украшеніе моего гардероба, и хотя я никогда не осмивался надть его во второй разъ, я всегда думалъ съ тайнымъ удовольствіемъ, что я обладаю такимъ сокровищемъ. Любятъ ли шестидесятилтнія женщины красивые и модные наряды? Но это разсужденіе заводитъ насъ слишкомъ далеко. Я желаю замтить фактъ, нердко случавшійся на моей опытности, что мущины, бывшіе большими щоголями, часто и вдругъ бросаютъ великолпные костюмы и съ большимъ удовольствіемъ наряжаются въ самые поношенные сюртуки и шляпы. Нтъ, почти вс мущины не тщеславны насчотъ своего костюма. Напримръ, нсколько лтъ назадъ, мущины щеголяли красивыми ногами. Посмотрите, какъ ршительно вс они бросили свои хорошенькіе сапожки и носятъ огромные толстые, безобразные спокойные сапоги!

Когда Филиппъ Фирминъ появился въ Лондон, тамъ были еще дэнди, еще были ослпительные бархатные и штофные жилеты, еще были булавки, пуговицы, цпочки и разная фантастическая роскошь. У него былъ великолпный серебряно-вызолоченный несессеръ, подаренный ему отцомъ (за который, правда, докторъ позабылъ заплатить, предоставивъ это сыну).

— Это вещь вовсе ненужная, сказалъ достойный докторъ:- но бери её всегда съ собою: въ деревенскомъ замк она иметъ хорошій видъ на тоалет мущины. Это позируетъ человка — ты понимаешь. Я зналъ женщинъ, приходившихъ взглянуть на это. Ты можетъ быть скажешь, что это бездлица, мой милый, но къ чему же пренебрегать какою бы то ни было возможностью на успхъ въ жизни?

Когда въ нимъ случилось несчастье, юный Филиппъ бросилъ вс эти великолпныя сумасбродства. И право, врядъ ли человкъ, боле странной наружности, разгуливать по мостовой лондонской или парижской. Онъ самъ часто говорилъ:

— Вс карпетки мои въ дырахъ мистриссъ Пенденнисъ, вс пуговицы у рубашекъ оборваны, должно быть у меня дурная прачка.