Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

И къ этому занятію добрый мистеръ Гуденофъ пріучилъ её. Вдова, на который отецъ мистриссъ Брандонъ женился, умерла и ея дочери не хотли держать его, отзываясь очень непочтительно о старомъ мистер Ганн, который дйствительно былъ слабоумный старикъ, и тогда Каролина поспшила на помощь къ своему старому отцу. Эта маленькая Каролина была преспособная. Она скопила нсколько денегъ. Гуденофь снабдилъ мистриссъ Брандонъ мёбелью изъ своей дачи, которая была ему не нужна. Она вздумала пускать къ себ жильцовъ. Монфишэ снялъ съ нея портретъ. Въ ней былъ свой родъ красоты, которымъ восхищались художники. Когда съ академикомъ Ридли сдлалась оспа, она ходила за нимъ и заразилась. Она не заботилась объ этомъ.

— Красоту мою это не испортитъ, говорила она.

И дйствительно, красота ея не испортилась. Болзнь очень милостиво обошлась съ ея скромнымъ личикомъ. Не знаю кто ей далъ ея прозваніе, но у ней былъ славный просторный домъ въ Торнгофской улиц, въ первомъ и во второмъ этаж жилъ художникъ; и противъ «Сестрицы» никто никогда не сказалъ дурного слова, потому-что въ комнатк нижняго этажа вчно сидлъ ея отецъ, прихлёбывая грогъ. Её мы прозвали «Сестрицей», а отца ея «капитаномъ» — это былъ лнивый, хвастливый, добрый старикъ — капитанъ не слишкомъ почтенный и очень весёлый, хотя поведеніе дтей, говорилъ онъ, разбило его сердце.

Не знаю, сколько лтъ Сестрица исполняла эту должностъ, когда Филиппъ Фирминъ занемогъ скарлатиной; она сдлалась съ нимъ передъ самыми вакаціями, когда вс мальчики разъхались домой. Такъ-какъ отецъ Филя былъ въ отсутствіи, то послали за докторомъ Гуденофомъ, а тотъ прислалъ свою сидлку. Больному сдлалось хуже до такой степени даже, что доктора Фирмина вызвали съ острова Уайта и онъ пріхалъ въ одинъ вечеръ въ Грей-Фрайярсъ — Грей-Фрайярсъ, столь безмолвный нын, столь шумный въ другое время отъ криковъ и толпы учениковъ въ саду.

Карета доктора Гуденофа стояла у дверей, когда подъхала карета доктора Фирмина.

— Каковъ мальчикъ?

— Ему было очень худо. Онъ бредилъ цлый день, болталъ и смялся какъ сумасшедшій, сказалъ слуга.

Отецъ побжалъ наверхъ.

Филь лежалъ въ большой комнат, въ которой было много пустыхъ кроватей воспитанниковъ, разъхавшихся домой. Окна отворялись на Грей-Фрайярскій сквэръ. Гуденофъ услыхалъ какъ подъхала карета его собрата и врно угадалъ, что пріхалъ отецъ Филя. Онъ вышелъ и встртилъ Фирмина въ передней.

— Голова немножко разстроилась. Теперь лучше; онъ спокоенъ.

И докторъ прошепталъ другому доктору какъ онъ лечилъ больного.

Фирминъ тихо вошолъ къ больному, возл котораго стояла Сестрица.

— Это кто? спросилъ Филь.

— Это я, милый, твой отецъ, сказалъ докторъ съ истинной нжностью въ голос.

Сестрица вдругъ обернулась и грохнулась какъ камень возл постели.

— Гнусный злодй! сказалъ Гуденофъ съ ругательствомъ и длая шагъ вперёдъ. — Это былъ ты!

— Шш! Вспомните о больномъ, докторъ Гуденофъ, сказалъ другой врачъ.

Глава IV ЗНАТНАЯ СЕМЬЯ

Составили вы себ имніе о вопрос казаться и быть? Я говорю о томъ, что, положимъ, вы бдны; справедливо ли съ вашей стороны казаться богатымъ? Имютъ ли люди право принимать ложный видъ? Можно ли васъ оправдать, когда вы голодаете за обдомъ для того, чтобы держать экипажъ; когда вы ведёте такое роскошное хозяйство, что не можете помочь бдному родственнику, одваете вашихъ дочерей въ дорогіе наряды, потому-что он знакомы съ двушками, родители которыхъ вдвое богаче васъ? Иногда трудно сказать гд кончается честная гордость и начинается лицемріе. Выставлять на показъ вашу бдность низко и раболпно, также гнусно, какъ нищему выпрашивать состраданіе, показывая свои язвы. Но выдавать себя за богатаго — роскошничать и мотать втрое боле за одинъ разъ, когда вы приглашаете вашихъ знакомыхъ, а остальные время глодать чорствый хлбъ и сидть при одной свч — чего достойны люди, употребляющіе такой обманъ: похвалъ или розогъ? Иногда это благородная гордость, а иногда — низкое плутовство. Когда я вижу Евгенію съ ея милыми дтьми, опрятную, весёлую, не показывающую ни малйшей тни бдности, не произносящую ни малйшей жалобы, увряющую, что Скандерфильдъ, ея мужъ, обращается съ ней хорошо и добръ сердцемъ, и опровергающую, что онъ оставляетъ её и ея малютокъ въ нужд — я восхищаюсь этой благородной ложью, уважаю чудное постоянство и терпливость, которая пренебрегаетъ состраданіемъ. Когда я сижу за столомъ бдной Іезавель, которая угощаетъ меня своей притворной добротой и своимъ жалкимъ великолпіемъ, я только сержусь на ея гостепріимство; и этотъ обдъ, гость и хозяинъ, вс вмст фальшивы.