Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

Обденный столъ Тальбота Туисдена великъ, а гости самые почотные. Тутъ всегда два-три важные барина и почтенная вдова обдающая въ знатныхъ домахъ. Буфетчикъ предлагаетъ вамъ вина; передъ мистриссъ Туисденъ лежитъ menu du diner, и читая его, вы, пожалуй, вообразите будто вы на хорошемъ обид. А кушанья похожи на рубленую солонину. О, какъ уныло искрится это слабое шампанское! хересъ изъ трактира, бордоское кисло, портвейнъ вяжетъ ротъ! Я пробовалъ это все, говорю я вамъ. Это — поддльное вино, подложный обдъ, подложный пріёмъ, подложная весёлость между собравшимися гостями. Я чувствую, что эта женщина считаетъ котлетки, когда ихъ уносятъ со стола; можетъ быть она жадно смотритъ на ту, которую вы съ трудомъ стараетесь проглотить. Она пересчитала каждую свчку, при которой поваръ стряпалъ обдъ. Объ остаткахъ вина въ этихъ жалкихъ бутылкахъ буфетчикъ долженъ завтра дать отчотъ, если вы не принадлежите къ большому свту, Туисденъ съ женою считаютъ себя лучше васъ и серьёзно покровительствуютъ вамъ. Они думаютъ, что длаютъ вамъ честь приглашая на эти отвратительные обды, на которые они съ важностью приглашаютъ самыхъ важныхъ людей. Я право встрчалъ тамъ Уинтона — знаменитаго Уинтона — дававшаго лучшіе обды на свт (ахъ, какое занятіе для мущины!); и наблюдалъ за нимъ и примтилъ какое удивленіе овладло имъ, когда онъ отвдывалъ и отдавалъ лакею блюдо за блюдомъ, рюмку за рюмкой.

— Попробуйте это шато-марго, Уинтонъ! кричитъ хозяинъ:- это то самое, которое мы вывезли съ Боттльби.

Вывезли! Я вижу лицо Уинтона, когда онъ пробуетъ вино и ставитъ рюмку на столъ. Онъ не любитъ говорить объ этомъ обд. Онъ потерялъ день. Туисденъ продолжаетъ приглашать его каждый годъ; онъ продолжаетъ надяться, что и его пригласятъ съ мистриссъ Туисденъ и и дочерьми, и громко выражаетъ своё удивленіе въ клуб, говоря:

— Чортъ побери этого Уинтона! онъ не прислалъ мн дичи ныншній годъ!

Когда прізжаютъ заграничные герцоги и принцы, Туисденъ прямо подходитъ къ нимъ и приглашаетъ ихъ къ себ. Иногда они подутъ къ нему разъ, а потомъ спрашиваютъ: «Qui donc est ce Monsieur Tuisden, qui est si dr^ole?» Онъ протолкается къ нимъ на вечерахъ у министровъ и прямо подаётъ имъ руку. А тихая мистриссъ Туисденъ вертится, толкается, пожалуй, наступаетъ на ноги, вмст съ дочерьми, пока не сунется на глаза великому человку и не улыбнётся и не поклонится ему. Туисденъ дружески жмётъ руку счастливцамъ. Онъ говоритъ успху: «браво!» Напротивъ, я никогда не видалъ человка, у котораго доставало бы-столько духа пренебрегать несчастными, или у котораго хватало бы столько смлости забывать о тхъ, о комъ онъ не хочетъ вспоминать. Еслибы этотъ левитъ встртилъ путешественника, ограбленнаго разбойниками, вы думаете, онъ остановился бы помочь павшему человку? Онъ не далъ бы ни вина, на масла, ни денегъ; онъ прошолъ бы мимо, совершенно довольный своими собственными добродтелями, а того оставили бы добраться, какъ онъ можетъ, въ Іерихонъ.

Это что такое? Разв я сержусь на то, что Туисденъ пересталъ приглашать меня на свой уксусъ и своё рубленое сно? Нтъ. Не думаю. Разв я обижаюсь на то, что мистриссъ Туисденъ иногда покровительствуетъ моей жен, а иногда не хочетъ её знать? Можетъ-быть. Только одн женщины знаютъ вполн дерзость женщинъ другъ къ другу вы свт. Это очень обветшалое замчаніе. Он принимаютъ и наносятъ раны, вжливо улыбаясь. Томъ Сэйеръ [8] могъ веселе ихъ принимать удары. Еслибы было видно подъ кожей, вы нашли бы ихъ маленькія сердечки проткнутыми насквозь маленькими ранками. Я увряю, что я видлъ какъ моя собственная жена вносила дерзость этой женщины съ такимъ же спокойнымъ и безстрастнымъ лицомъ, какъ выноситъ она разговоръ старика Туисдена и его длинныя исторіи, которыя право могутъ свести съ ума. О, нтъ! я вовсе не сержусь. Я вижу это по тому, какъ я пишу объ этихъ людяхъ. Кстати, между-тмъ, какъ я излагаю это чистосердечное мнніе о Туисденахъ, остановлюсь ли я иногда сообразить что они думаютъ обо мн? Какое мн дло? Пусть думаютъ что хотятъ. А пока мы кланяемся другъ другу въ гостяхъ. Мы болзненно улыбаемся другъ другу. А что касается до обдомъ въ Бонашской улиц, я надюсь, что они нравятся тмъ, кого приглашаютъ на нихъ.