Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

И онъ смётся и думаетъ будто сказалъ очень умную вещь. О эти остроты о людяхъ и противъ людей! Никогда, мой милый, юный другъ, не говорите ихъ никому, не говорите ихъ постороннему, потому что онъ пойдетъ и разскажетъ; не говорите владычиц вашего сердца, потому что вы можете поссориться съ ней и тогда она разскажетъ; не говорите вашему сыну, потому что безыскусственный ребёнокъ воротится къ своимъ школьнымъ товарищамъ и скажетъ: «папа, говоритъ, что мистеръ Бленкинсонъ колпакъ». Дитя моё, хвалите всхъ, улыбайтесь всмъ и вс будутъ улыбаться вамъ притворною улыбкою и протягивать вамъ притворно дружескую руку — словомъ, будутъ уважать васъ какъ вы заслуживаете. Нтъ. Я думаю, что мы съ вами будемъ хвалить тхъ, кого любимъ, хотя никто не повторитъ нашихъ добрыхъ словъ, и будемъ прямо говорить что думаемъ о тхъ, кого не любимъ, хотя мы уврены, что наши слова сплётники перескажутъ съ прибавленіями и они будутъ вспоминаться долго спустя посл того, какъ мы забудемъ ихъ. Мы кидаемъ въ воду камешекъ — маленькій камешекъ, который ныряетъ и исчезаетъ, но весь прудъ приходитъ въ сотрясеніе и струится безпрестанно расходящимися кругами долго спустя посл того, какъ камешекъ пошолъ ко дну и исчезъ изъ глазъ. Разв ваши слова, сказанныя десять лтъ назадъ, не возвращались къ вамъ обезображенныя, испорченныя можетъ быть такъ, что ихъ узнать нельзя?

Филь черезъ пяти минутъ посл своей шуточки совсмъ забылъ, что сказалъ о Чорномъ Принц и о бубн, и когда капитанъ Уилькомъ нахмурился на него свирпо, молодой Фирминъ подумалъ, что это было природное выраженіе смуглой физіономій капитана, и даже пересталъ на него глядеть.

— Ей-богу, сэръ! сказалъ посл Филь, говоря со мною объ этомъ офицер:- я замтилъ, что онъ ухмылялся, болталъ, скалилъ зубы; и когда я вспомнилъ, что болтать и скалить зубы въ натур подобныхъ обезьянъ, у меня не было и въ ум, что этотъ орангъ-утангъ сердятся на меня боле чмъ на другихъ. Видите, Пенъ, я блокожій по природ, а злые называютъ меня рыжимъ. Это не очень хорошій цвтъ. Но я никакъ не думалъ, чтобы моимъ соперникомъ былъ мулатъ. Конечно, я не такъ богатъ, но состояніе у меня есть. Я могу читать и писать правильно и довольно бгло. Могъ ли я опасаться соперничества, могъ ли думать, что вороная лошадь побдитъ гндую? Разсказать ли мн вамъ что она всегда постоянно говорила мн? Я этимъ не измню тайнамъ любви. Нтъ, ей-богу! Добродтель и благоразуміе всегда были у ней на язык. Она напвала мн нравоученія, кротко намекала, что я долженъ помстить мои деньги съ самымъ врнымъ обезпеченіемъ и что ни одинъ человкъ на свт, даже отецъ, не долженъ самовластно распоряжаться ими. Она длала мн, сэръ, множество маленькихъ, кроткихъ, робкихъ невинныхъ вопросовъ о состояніи моего отца, и сколько онъ иметъ, по моему мннію, и какъ онъ откладывалъ? какіе добродтельные родители у этого ангела! Какъ они воспитали ее, какъ направили ея милые голубые глазки исключительно на практическіе предметы. Она знаетъ чего стоитъ вести домашнее хозяйство, знаетъ цну акцій желзныхъ дорогъ; она копитъ капиталъ для себя и въ этомъ свт и въ будущемъ. Можетъ быть она не всегда поступаетъ какъ слдуетъ, но не ошибётся она никогда! Я говорю вамъ, Пенъ, это ангелъ съ крылышками, сложенными подъ ея платьицемъ, можетъ быть не тми могучими блоснжными блестящими крыльями, которыя парятъ ка самымъ высокимъ звздамъ, но съ крылышками хорошими, полезными, сизыми, которыя будутъ тихо и ровно поддерживать её какъ разъ надъ нашими головами и помогутъ ей тихо опуститься, когда она удостоитъ слетть къ намъ. Когда я подумаю, сэръ, что я могъ бы быть женатъ на такомъ миломъ ангел и что я всё еще холостъ — о! я въ отчаяніи! въ отчаяніи!

Но исторія обманутыхъ надеждъ и неудавшейся страсти Филиппа должна быть разсказана не въ такихъ язвительныхъ и несправедливыхъ выраженіяхъ, какія употреблялъ этотъ джентльмэнъ, обыкновенно пылкій и хвастливый въ разговор, любившій преувеличивать свои разочарованія и кричать, ревть, даже ругаться, если ему наступятъ на мозоль, такъ громко, какъ кричатъ т, у кого отрзываютъ ногу.

Я могу поручиться за миссъ Туисденъ, мистриссъ Туисденъ и за всю ихъ семью, что если они, какъ вы это называете, надули Филиппа, то они сдлали это вовсе не подозрвая, что это былъ поступокъ грязный. Ихъ поступки никогда не бывали грязны или низки; они всегда бывали вынуждены необходимостію, говорю я вамъ, и спокойно приличны. Они ли остатки вчерашняго обда съ граціознымъ молчаніемъ; они скупо кормили своихъ людей; они выгоняли изъ дома голодныхъ слугъ; они извлекали выгоды изъ всего; они спали граціозно подъ узкими одялами; они зябли у скупозатопленнаго камина; они запирали чайницу самымъ крпкимъ замкомъ, длали самый жидкій чай; не-уже-ли вы предполагаете, что они думали, будто они поступаютъ низко или дурно? Ахъ! удивительно, какъ подумаешь, сколько самихъ почтенныхъ семействъ изъ вашихъ знакомыхъ и моихъ, любезный другъ, обманываютъ другъ друга!

— Дружокъ, я выгадала полдюйма плюша изъ панталончиковъ Джэмса.