— Своей властью освобождаю Балтабаева-младшего от уроков. До тех пор, пока ко мне не придет Балтабаев-старший. Кстати, если не ошибаюсь, он у нас — член родительского комитета. Вот и хорошо. Есть повод для серьезного разговора. Уважаемый, Гафур Рахимовнч — большой человек, я это знаю. Видимо, за высокими делами и упустил, что в собственной, так сказать, отрасли происходит. Вот вместе и потолкуем.
— Вы ему в дневник запишите, — посоветовала Наталья Умаровна. — И пускай отец распишется.
— Мать скажет, если он забудет.
— Вот еще! — вспыхнула мама. — Его вина — пусть сам отцу и говорит. Буду я за него отдуваться! Давай-ка сюда дневник!.. — и, схватив мой туго набитый портфель, она перевернула его вверх дном, чтобы не утруждать себя долгими поисками дневника, и резко встряхнула. На стол посыпались учебники, тетрадки, карандаши, готовальня.
Последней шмякнулся из портфеля… бутылка коньяка, которую мы с Борькой схоронили на самое дно, чтобы решить ее судьбу на совете класса. И в звенящей тишине кабинета она предательски покатилась к краю стола. Я метнулся и подхватил ее у самого края пропасти.
— Ты что, Володя? — спросила мама, каким-то чужим, странно подурневшим голосом.
— Как это что? Разобьется ведь, — объяснил я.
— Вот-вот! — воскликнул Леопард Самсонович. — Все к одному. Вот и десятая! И — полненькая… Не нахожу слов, Алла Сергеевна!
Оглядев бутылку, директор развел руками:
— Все верно. Точно такая же… Одна партия… Балтабаев, ты что хотел с ней делать в школе?
Закопать, — вздохнул я. — В смысле — дома, а не в школе. На три года… А в школе — обсудить… Сообща…
Ясно…. Ясно, — ухмыльнулся Леопард Самсонович. — Решили и десятую… поставить на обсуждение? А девять предыдущих вы уже обсудили? И это — несмотря на мое субботнее предупреждение? И сколько же вас входит в этот ваш совет? Трое небось?
— Да о чем вы, Леопард Самсонович! — опомнилась мама. — Да чтобы Володя… Да эту гадость… Да никогда в жизни!.. У него и папа только по праздникам… Символически. Скажи, Володя?
Он уже свое слово сказал, — сухо возразил директор. — Вот его слово, — и Леопард Самсонович ткнул пальцем в злосчастную бутылку.
Недоразумение это! — в отчаянии вскричала мама! — Да у нас дома отродясь таких не было. Володя, скажи нам, кто это положил тебе в портфель?
— Сам положил.
Мое положение было отчаянным.
Мама вытирала платком глаза. Я подошел к ней, уронил виновато:
— Мам… Ты это… Правда… Я не виноват…
Иди домой, — всхлипнула мама. — Дома поговорим… Вечером.
Давно пора, — кивнула Наталья Умаровна. — Это у него еще в январе началось, с сосульки. Сосулька та мне в пять рублей обошлась. Простила я его тогда, поверила ему, и, видать, напрасно. Вот к чему приводит доверие, если его слишком много. Урок… Какой мне урок!.. Да и вам.
Спускаясь по лестнице, я увидел Катю Суровцеву. Не обманула ведь! Пришла-таки в школу в новой шубе. Правда, застегивать не стала — иначе от нее самой в жаркой топке шубы одна зола бы и осталась… Катя хотела прошмыгнуть мимо, но я схватил ее за могучий рукав.
— Слышь, Шуба, зачем футболку Ромке отдала?
— Попросил — и отдала. Тебе-то что? Денежки ведь получил…
Знаю, если спрашиваю. Гад он!
А ты-то… Ты-то сам?! — запричитала Кэт. — Ромка как увидел ее — сразу сказал, что это не фирма, а халтура. А папа сказал, что это называется ширпотреб и что мы с мамой просто выбросили деньги.
— Сама ты ширпотреб! — обиделся я. — Такая футболка — одна на всем свете. С нее только фотокопии есть, в Катта-Караване… — Я вовремя придержал язык, едва не назвав и имя Андрея Никитенко. Андрюхин час должен был пробить только послезавтра, седьмого марта…,
— Скелет — Ромкина работа? — прямо спросил я. Катя потянула рукав, вызволяя его из моей руки.
— У него и спроси, — бросила она. — Мое дело маленькое. Попросил — отдала. Брат как никак. — И мисс-Юнусабад ускакала в класс.
Внизу меня поджидал встревоженный Борька Самохвалов.
Что так долго? — напустился он на меня. — Ты чего такой бледный?
Ромка футболку на скелет напялил, — вздохнув я. — И бутылку директор нашел. Обалдеть — как все получилось.
— Еще одну бутылку? — удивился Борька.
— Никакую не еще. Ту самую. Нашу. Я и сказать ничего не успел, а они уже нашли ее в портфеле. Случайно… Теперь в школу нельзя ходить — директор с отцом говорить хочет.
— Что же теперь будет? — испугался Борька.
Я пожал плечами, усмехнулся:
— Призовая игра, наверное… Вчера мы выиграли приз, а сегодня — он нас. В смысле — меня, — уточнил я. — Ты не бойся, я про тебя им тоже не сказал.
Призывно залился звонок, приглашая вторую смену на первый урок. Волны ребят хлынули в узкий пролив коридора, и только я один с трудом плыл сейчас против течения.
ИГРЕК № 2
До вечера была уйма времени, и я из дома позвонил в редакцию Сиропову. Просто так.
А, юнкор Игрек!.. Как успехи? — бодро спросил Сиропов и, не дожидаясь моего ответа, тут же предупредил: