Приключения Кавалера и Клея

Роза провела его по коридору в спальню Томми. Там Джо положил мальчика прямо на покрывало, украшенное узором из вывесок колониальных таверн и прокламаций с загнутыми уголками, отпечатанных грубым шрифтом войны за независимость. Прошло уже немало времени с тех пор, как приятная обязанность раздевания сына доставалась Розе. Уже несколько лет она желала ввести Томми в зрелость, независимость, в общую сноровку за пределами его возраста, словно надеясь, что он, как камешек, быстро проскользнет сквозь коварный пруд детства. Однако теперь Розу тронул в Томми именно слабый след ребенка — надутые губки и лихорадочный глянец век. Роза нагнулась и развязала ему ботинки, после чего совсем их стянула. Носки мальчика прилипли к паре бледных, вспотевших ног. Расстегнув грубые брюки Томми, Роза стянула их с лодыжек. Затем принялась поднимать рубашку и футболку, пока голова Томми не потерялась внутри общего комка. Тогда Роза медленно и ловко потянула футболку с рубашкой — и голова мальчика тут же оказалась на свободе.

— Славно у тебя получается, — заметил Джо.

Томми, судя по всему, усердно потчевали в полицейском участке мороженым и газировкой, чтобы развязать ему язык. Лицо ему явно требовалось помыть. Роза пошла за полотенцем. Джо последовал за ней в ванную, неся в одной руке ботинки, а в другой — скатанную в аккуратный шарик пару носков.

— У меня в духовке обед.

— Я страшно проголодался.

— А зубов ты, случайно, не сломал?

— Случайно, нет.

Это было сущее безумие — они просто разговаривали. Голос Джо звучал в точности как его голос — звучный, но с легкой фаготной хрипотцой; протяжный габсбургский акцент по-прежнему был на месте, звуча по-докторски и не вполне подлинно. Позади, в гостиной, Томми перевернул пластинку, которую Роза до этого поставила; теперь Роза ее узнала — «Новые понятия об артистизме в ритме» Стэна Кентона. Джо последовал за ней назад в спальню, и Роза стерла липкую сладость с нежных губ и пальцев Томми. Наполовину обсосанный «шарм-попс», который мальчик сунул в карман брюк, теперь отметил липкий континент на гладкой и безволосой впадине его бедра. Роза стерла след от леденца. Пока она усердствовала, Томми что-то пробормотал и вздрогнул, а однажды его полные тревоги глаза вдруг распахнулись. Роза с Джо обменялись недовольными гримасами — ну вот, они все-таки его разбудили. Однако мальчик опять закрыл глаза, и, пока Джо его поднимал, а Роза управлялась с одеждой, им удалось натянуть на него пижаму. Затем Джо, опять слегка простонав, приподнял Томми, пока Роза отворачивала одеяла. Наконец они его туда запихнули. Джо нежно убрал волосы со лба Томми.

— Какой большой мальчик, — сказал он.

— Ему скоро двенадцать, — сказала Роза.

— Я знаю.

Выходя из комнаты. Роза обернулась посмотреть на Томми и испытала побуждение вернуться назад, забраться к нему в постель и какое-то время там полежать, ощущая глубокое томление, чувство отчаянной тоски по сыну, что охватывало ее всякий раз, как он спал у нее на руках. Затем Роза закрыла дверь.

— Давайте поедим, — предложила она.

Лишь когда они все трое уселись в столовой нише на кухне, Роза впервые толком посмотрела на Джо. Теперь в нем словно бы появилось что-то более плотное. Лицо Джо как будто состарилось меньше, чем лицо Сэмми или (видит бог!) самой Розы, а в его выражении, пока он с интересом знакомился с новыми видами и запахами уютной кухни от Пенобскотта, виделось нечто от озадаченного старины Джо, каким она его помнила. Роза читала про эйнштейновского путешественника, который передвигался со скоростью света и, вернувшись всего лишь через несколько лет, обнаружил, что все, кого он знал и любил, либо согбенные старцы, либо уже тлеют в земле. И Розе казалось, как будто Джо вернулся именно так — из какого-то далекого, прекрасного и невообразимо холодного места.

За едой Сэмми рассказал Розе историю всего дня — от того момента, когда он наткнулся на парней в «Эксцельсиоре», и до прыжка Джо в пустоту.

— Ты мог погибнуть, — возмутилась Роза, нежно хлопая Джо по плечу. — Очень даже запросто. Подумаешь, резиновые полоски.

— Такой трюк с успехом был выполнен Тео Хардином еще в 1921 году, когда он прыгнул с моста Александра Третьего, — возразил Джо. — Правда, резиновая полоска была в тот раз специально изготовлена. Однако я провел исследование и сделал вывод, что моя еще прочнее и эластичнее.

— Вот только она лопнула, — заметил Сэмми.

Джо пожал плечами.

— Выходит, я ошибся.

Роза рассмеялась.

— Я вовсе не говорю, что я не ошибся. Я только говорю, что, по-моему, там вообще было мало шансов погибнуть.

— А как по-твоему, много было у тебя шансов, что тебя заперли бы на «Райкерс-Айленд»? — поинтересовался Сэмми. — Ведь его арестовали.

— Тебя арестовали? — спросила Роза. — За что? За «нарушение общественного порядка»?

Джо скорчил физиономию, одновременно смущенный и раздосадованный. А затем положил себе на тарелку еще одну порцию из сотейника.

— За незаконное вселение, — сказал Сэмми.

— Это сущая ерунда. — Джо оторвал глаза от тарелки. — Я уже сидел в тюрьме.

Сэмми повернулся к Розе.