Оставив сержанта на время в покое, солнце принялось прохаживаться между другими солдатами караула. Все они спали в простых космических креслах-ложементах, которые здесь, на плацу, были раскладные, а поэтому больше походили на шезлонги. Громче всех спал рядовой Ноплюх, который так и не перестал храпеть. Крепче всех спал рядовой Ноплеандр. Он даже во сне натягивал на себя одеяло и судорожно вцеплялся в него обеими руками. Напуганный ночными шагами, этот солдат до самого утра не сомкнул глаз и заснул только на рассвете.
Солнце вполне могло бы позволить простым солдатам ещё немного поспать, но разбудить старшего по званию был его прямой долг. Вот поэтому солнце вновь вернулось к сержанту и вдруг резко щёлкнуло его по круглому сержантскому лбу. Звук был такой, будто гукнула внутри корабля какая-то аварийная система, и гул ещё не замолк, когда сержант Ноплеф уже отбросил одеяло, вскочил на ноги и замер по стойке «смирно». Впрочем, он по-прежнему спал. Веки его лишь немного приподнялись, да так и застыли – две сонные щёлочки. Это не совсем сочеталось с тем бравым видом, с каким сержант выпячивал грудь, но хорошо совпадало с его общей помятостью в лице и одежде. Если бы Ноплеф пошире открыл глаза и увидел, что мундир его в беспорядке, он бы немедленно проснулся.
И всё равно сержант Ноплеф выглядел как истинный сержант. На его высокое звание, во-первых, указывала большая золотая кокарда, прикреплённая к треуголке на его голове. Кокарда была вдвое больше, чем у простых солдат. И сама треуголка больше. И голова тоже. Голова у сержанта вообще была чрезвычайно большая и ёмкая, как перевёрнутый чугунный котёл. Во-вторых, мундир на сержанте был ярко-малиновый, как у всех, но всё же чуть более ярко-малиновый, чем у простых солдат. Ярко-ярко-малиновый. Мундир очень плотно облегал коренастое сержантское тело, а если немного и топорщился, то только в силу особенности покроя: он был короток спереди, но сильно удлинён сзади. Рукава тоже были длинные. Длинные и широкие. Особенно широко они отходили от плеч, а внизу почти сходили на нет. Этот стиль всегда был характерен для ноплов. Разумеется, удлинённые рукава мешали работать (кому надо было работать) или воевать (кому надо было воевать), а поэтому в районе локтя каждый рукав имел прорезь, позволявшую высовывать руку наружу. Эти прорези были узкими, потому что и руки у ноплов были тонкие. Как и ноги. Зато на ногах превосходно держались любого размера башмаки, которые, вероятно из-за тонкости ножек, всегда казались немного великоватыми.
Радостное утреннее солнце очень долго не могло отойти от Ноплефа. Особенно солнцу нравилась золотая кокарда, а также золотое тиснение на погонах, золотые нашивки на рукавах и золотые пуговицы на груди. Что уж говорить о медалях и орденах, покрывавших сержантскую грудь, словно чешуя. Солнце разглядывало сержанта и так, и этак, словно прикидывая: а, может, у сержанта ещё и золотая душа? Решая этот вопрос, солнце заглядывало Ноплефу в лицо и так сильно освещало его полузакрытые глаза-щёлочки, что казалось, ещё немного и сержант начнёт загораживаться рукой. Но руки Ноплефа оставались по-прежнему вытянуты по швам. Сержант продолжал крепко спать. Потому что это был мудрый сержант. А мудрый сержант – это тот, который никогда не спешит делать то, что может сделаться само. Зачем, к примеру, будить солдат, если они умеют просыпаться и сами?
Первым проснулся рядовой Ноплюх, что было неудивительно. Кто громче всех ночью храпит, тот утром быстрей всех высыпается. Поднявшись, Ноплюх свернул своё одеяло, собрал свой шезлонг, отнёс его на траву, затем вернулся, встал над спящими, набрал полную грудь воздуха и гаркнул, что было силы:
– Караул, подъём!!!
В ту же секунду караул вскочил, как ошпаренный. Свёртывая одеяла и убирая шезлонги, солдаты страшно ругались на Ноплюха, который предусмотрительно отступил подальше.
– Ну, ты болван! – возмущались солдаты. – Зачем было так орать?
– Ужо постой! Я сейчас до тебя доберусь!
– Братцы, ну, сколько ж можно ж! Почему он всё время кричит таким дурным голосом!
Солдаты ругались, хотя и прекрасно понимали, что каждый из них, проснись он однажды первым, прокричал бы «подъём» именно таким голосом. Может, даже громче. В этом была одна из самых неразрешимых загадок солдатской жизни в Нопландии.
Мудрый сержант от громкого крика тоже немедленно проснулся, но, поскольку он уже стоял на ногах, то теперь только щурил глаз и задумчиво шевелил усами. Рядовой Ноплюх подошёл к сержанту и громко доложил, что подъём караула произведён. Внешне рядовой Ноплюх был почти полной копией сержанта. Мундиры на них в любом случае были скроены одинаково. Правда, солдатам было не положено золотых пуговиц (те могли оторваться и потеряться в бою), а из всех орденов и медалей на груди рядового Ноплюха красовалась лишь криво пришитая заплата.
– Разрешите произвести подъём флага и исполнение гимна Нопландии! – крикнул рядовой.
– Разрешаю, – ответил сержант.
– Караул, стройсь!