– Миссис Корни, – медленно произнес мистер Бамбл, отбивая такт чайной ложкой, – вот что, сударыня, намерен я вам сказать: если кошки или котята живут с вами, сударыня, и не привязаны к своему дому, то, стало быть, они ослы, сударыня.
– Ах, мистер Бамбл! – воскликнула миссис Корни.
– Зачем скрывать истину, сударыня! – продолжал мистер Бамбл, медленно помахивая чайной ложкой с видом влюбленным и внушительным, что производило особенно сильное впечатление. – Я бы с удовольствием собственными руками утопил такую кошку.
– Значит, вы злой человек! – с живостью подхватила надзирательница, протягивая руку за чашкой бидла. – И вдобавок жестокосердны!
– Жестокосердный, сударыня? – повторил мистер Бамбл. – Жестокосердный?
Мистер Бамбл без лишних слов отдал свою чашку миссис Корни, сжал при этом ее мизинец и, дважды хлопнув себя ладонью по обшитому галуном жилету, испустил глубокий вздох и чуть-чуть отодвинул свой стул от камина.
Стол был круглый; а так как миссис Корни и мистер Бамбл сидели друг против друга на небольшом расстоянии, лицом к огню, то ясно, что мистер Бамбл, отодвигаясь от огня, но по-прежнему сидя за столом, увеличивал расстояние, отделявшее его от миссис Корни; к такому поступку иные благоразумные читатели несомненно отнесутся с восторгом и будут почитать его актом величайшего героизма со стороны мистера Бамбла; время, место и благоприятные обстоятельства до известной степени побуждали его произнести те нежные и любезные словечки, которые – как бы ни приличествовали они устам людей легкомысленных и беззаботных – кажутся ниже достоинства судей сей страны, членов парламента, министров, лорд-мэров и прочих великих общественных деятелей, а тем более не подобают столь великому и солидному человеку, как бидл, который (как хорошо известно) долженствует быть самым суровым и самым непоколебимым из всех этих людей.
Однако каковы бы ни были намерения мистера Бамбла (а они, несомненно, были наилучшими), к несчастью, случилось так, что стол – о чем уже упомянуто дважды – был круглый, вследствие этого мистер Бамбл, помаленьку передвигая свой стул, вскоре начал уменьшать расстояние, отделявшее его от надзирательницы, и, продолжая путешествие по кругу, придвинул наконец свой стул к тому, на котором сидела надзирательница. В самом деле, оба стула соприкоснулись, а когда это произошло, мистер Бамбл остановился.
Если бы надзирательница подвинула теперь свой стул вправо, ее неминуемо опалило бы огнем, а если бы подвинула влево, то упала бы в объятия мистера Бамбла; итак (будучи скромной надзирательницей и, несомненно, предусмотрев сразу эти последствия), она осталась сидеть на своем месте и протянула мистеру Бамблу вторую чашку чаю.
– Жестокосердный, миссис Корни? – повторил мистер Бамбл, помешивая чай и заглядывая в лицо надзирательнице. – А вы не жестокосердны, миссис Корни?
– Ах, Боже мой! – воскликнула надзирательница. – Странно слышать такой вопрос от холостяка! Зачем вам это понадобилось знать, мистер Бамбл?
Бидл выпил чай до последней капли, доел гренки, смахнул крошки с колен, вытер губы и преспокойно поцеловал надзирательницу.
– Мистер Бамбл! – шепотом воскликнула сия целомудренная леди, ибо испуг был так велик, что она лишилась голоса. – Мистер Бамбл, я закричу!
Вместо ответа мистер Бамбл не спеша, с достоинством обвил рукой талию надзирательницы.
Раз сия леди выразила намерение закричать, то, конечно, она бы и закричала при этом новом дерзком поступке, если бы торопливый стук в дверь не сделал это излишним: как только раздался стук, мистер Бамбл с большим проворством ринулся к винным бутылкам и с рвением принялся смахивать с них пыль, а надзирательница суровым тоном спросила, кто стучит. Следует отметить любопытный факт: удивление оказало такое действие на крайний ее испуг, что голос вновь обрел всю свою официальную жесткость.
– Простите, миссис, – сказала высохшая старая нищенка, на редкость безобразная, просовывая голову в дверь, – старуха Салли отходит.
– Ну а мне какое до этого дело? – сердито спросила надзирательница. – Ведь я же не могу ее оживить.
– Конечно-конечно, миссис, – ответила старуха, – это никому не под силу; ей уже нельзя помочь. Много раз я видела, как помирают люди – и младенцы, и крепкие и сильные люди, – и уж мне ли не знать, когда приходит смерть! Но у нее что-то тяжелое на душе, и, когда боли ее отпускают – а это бывает редко, потому что помирает она в муках, – она говорит, что ей нужно что-то вам сказать. Она не помрет спокойно, пока вы не придете, миссис.
Выслушав это сообщение, достойная миссис Корни вполголоса осыпала всевозможными ругательствами тех старух, которые даже и умереть не могут, чтобы умышленно не досадить лицам, выше их стоящим. Быстро схватив теплую шаль и завернувшись в нее, она, не тратя лишних слов, попросила мистера Бамбла подождать ее возвращения на тот случай, если произойдет что-нибудь из ряда вон выходящее. Приказав посланной за ней старухе идти быстро, а не карабкаться всю ночь по лестнице, она вышла вслед за ней из комнаты с очень суровым видом и всю дорогу ругалась.