Приключения Оливера Твиста

До полуночи оставалось около часу. Вечер был темный, пронизывающе холодный, так что Феджин не имел желания мешкать. Резкий ветер, рыскавший по улицам, как будто смел с них пешеходов, словно пыль и грязь, – прохожих было мало, и они, по-видимому, спешили домой. Впрочем, для еврея ветер был попутный, и Феджин шел все вперед и вперед, дрожа и сутулясь, когда его грубо подгонял налетавший вихрь.

Он дошел до угла своей улицы и уже нащупывал в кармане ключ от двери, как вдруг из окутанного густой тенью подъезда вынырнула какая-то темная фигура и, перейдя через улицу, незаметно приблизилась к нему.

– Феджин! – прошептал у самого его уха чей-то голос.

– Ах! – воскликнул еврей, быстро обернувшись. – Вы…

– Да! – перебил незнакомец. – Вот уж два часа, как я здесь слоняюсь. Черт побери, где вы были?

– Ходил по вашим делам, мой милый, – ответил еврей, с беспокойством посматривая на своего собеседника и замедляя шаги. – Весь вечер по вашим делам.

– Да, конечно! – с усмешкой сказал незнакомец. – Ну а что же из этого вышло?

– Ничего хорошего, – ответил еврей.

– Надеюсь, и ничего плохого? – спросил незнакомец, неожиданно остановившись и бросив испуганный взгляд на своего спутника.

Еврей покачал головой и хотел было ответить, но незнакомец, перебив его, указал на дом, к которому они тем временем подошли, и заметил, что лучше поговорить под крышей, так как кровь у него застыла от долгого ожидания и ветер пронизывает насквозь.

Феджин, казалось, не прочь был отговориться тем, что не может ввести в дом посетителя в такой поздний час, и даже пробормотал, что камин не затоплен, но, когда его спутник повелительным тоном повторил свое требование, он отпер дверь и попросил его закрыть ее потихоньку, пока он принесет свечу.

– Здесь темно, как в могиле, – сказал незнакомец, ощупью сделав несколько шагов. – Поторапливайтесь.

– Закройте дверь, – шепнул Феджин с другого конца коридора.

В эту минуту дверь с шумом захлопнулась.

– Это не моя вина, – сказал незнакомец, нащупывая дорогу. – Ветер закрыл ее или она сама захлопнулась – одно из двух. Скорее дайте свет, не то я наткнусь на что-нибудь в этой проклятой дыре и размозжу себе голову.

Феджин крадучись спустился по лестнице в кухню. После недолгого отсутствия он вернулся с зажженной свечой и сообщил, что Тоби Крекит спит в задней комнате внизу, а мальчики – в передней. Знаком предложив незнакомцу следовать за ним, он стал подниматься по лестнице.

– Здесь мы можем обо всем переговорить, мой милый, – сказал еврей, открывая дверь комнаты во втором этаже. – Но так как в ставнях есть дыры, а мы не хотим, чтобы соседи видели у нас свет, то свечу мы оставим на лестнице. Вот так!

С этими словами еврей, наклонившись, поставил подсвечник на верхнюю площадку лестницы как раз против двери. Затем он первый вошел в комнату, где не было никакой мебели, кроме сломанного кресла и старой кушетки или дивана без обивки, стоявшего за дверью. На этот диван устало опустился незнакомец, а еврей подвинул кресло так, что они сидели друг напротив друга. Здесь было не совсем темно: дверь была приотворена, а свеча на площадке отбрасывала слабый отблеск света на противоположную стену.

Сначала они разговаривали шепотом. Хотя из этого разговора нельзя было разобрать ничего, кроме отдельных несвязных слов, однако слушатель мог бы легко угадать, что Феджин как будто защищается, отвечая на замечания незнакомца, а этот последний крайне раздражен. Так толковали они с четверть часа, если не больше, а затем Монкс – этим именем еврей несколько раз на протяжении их беседы называл незнакомца – сказал, слегка повысив голос:

– Повторяю, этот план ни к черту не годился. Почему было не оставить его здесь, вместе с остальными, и не сделать из него этакого паршивого, сопливого карманника?

– Вы только послушайте, что он говорит! – воскликнул еврей, пожимая плечами.

– Да неужели же вы хотите сказать, что не могли бы этого сделать, если бы захотели? – сердито спросил Монкс. – Разве вы этого не делали десятки раз с другими мальчишками? Если бы у вас хватило терпения на год, неужели вы не добились бы, чтобы его засудили и выслали из Англии, быть может, на всю жизнь?

– Кому бы это пошло на пользу, мой милый? – униженно спросил еврей.

– Мне, – ответил Монкс.

– Но не мне, – смиренно сказал еврей. – Мальчик мог оказаться мне полезен. Когда в договоре участвуют две стороны, благоразумие требует считаться с интересами обеих, не так ли, милый друг?

– Что же дальше? – спросил Монкс.

– Я понял, что нелегко будет приучить его к делу, – ответил еврей. – Он не похож на других мальчишек, очутившихся в таком же положении.

– Да, не похож, будь он проклят! – пробормотал Монкс. – Иначе он бы давным-давно стал вором.