– Ну вот, – сказала она, придвинувшись поближе и понизив голос. – Когда умирала эта женщина, которую мы звали старой Салли, – мы с ней были вдвоем.
– И больше никого? Ни одной больной старухи или идиотки на соседней кровати?
– Ни души. Мы были одни.
– Это хорошо, – сказал Монкс. – Дальше.
– Она говорила об одной молодой женщине, которая родила когда-то ребенка в той самой комнате. Так вот: сиделка обокрала ее. Она сняла с еще не остывшего тела ту вещь, которую женщина, умирая, просила сберечь для младенца.
– И продала ее? – воскликнул взволнованный Монкс. – Она ее продала? Где? Когда? Кому? Давно ли?
– С великим трудом рассказав мне, что она сделала, – продолжала надзирательница, – она откинулась на спину и умерла.
– И ни слова больше не сказала? Ложь! Она еще что-то сказала. Да я вас обоих прикончу, но узнаю, что именно!
– Она не вымолвила больше ни словечка, – сказала миссис Бамбл, ничуть не испугавшись грозного тона. – Она изо всех сил уцепилась за мое платье, а когда я увидела, что она умерла, я разжала ее руку и нашла в ней грязный клочок бумаги.
– И в нем было… – прервал Монкс, наклоняясь вперед.
– Ничего в нем не было. Это оказалась закладная квитанция.
– На какую вещь?
– Скоро узнаете, – ответила женщина. – Сначала она хранила драгоценную безделушку, надеясь как-нибудь получше ее пристроить, а потом заложила и наскребывала деньги, из года в год выплачивая проценты ростовщику, чтобы она не ушла из ее рук. Значит, ее всегда можно было выкупить. Но ничего не подвертывалось, и, как я вам уже сказала, она умерла, сжимая в руке клочок пожелтевшей бумаги. Срок истекал через два дня. Я тоже подумала, что, может быть, со временем что-нибудь подвернется, и выкупила заклад.
– Где он сейчас? – быстро спросил Монкс.
– Здесь, – ответила женщина и бросила на стол маленький кошелек из лайки. Монкс схватил его и раскрыл трясущимися руками – в кошельке оказался маленький золотой медальон, а в медальоне две пряди волос и золотое обручальное кольцо.
– С внутренней стороны на нем выгравировано имя «Агнес», – сказала миссис Бамбл. – Потом оставлено место для фамилии, а дальше следует дата примерно за год до рождения ребенка, как я выяснила.
– И это все? – спросил Монкс, жадно осмотрев содержимое маленького кошелька.
– Все, – ответила женщина.
Мистер Бамбл перевел дух, радуясь, что рассказ окончен и ни слова не сказано о том, чтобы отобрать двадцать пять фунтов.
– Я ничего не знаю об этой истории, кроме того, о чем могу догадываться, – после короткого молчания сказала миссис Бамбл, обращаясь к Монксу, – да и знать ничего не хочу, так будет безопаснее. Но не могу ли я задать вам два вопроса?
– Можете, задавайте, – не без удивления сказал Монкс.
– Вы получили от меня то, на что рассчитывали?
– Да.
– Что вы намерены с этим делать? Не обернется ли это против меня?
– Никогда, – сказал Монкс, – ни против вас, ни против меня. Смотрите сюда. Но ни шагу вперед, а не то за вашу жизнь и соломинки не дашь.
С этими словами он неожиданно отодвинул стол и, дернув за железное кольцо в полу, откинул крышку большого люка.
– Загляните вниз, – сказал Монкс, опуская фонарь в отверстие. – Не бойтесь. Будь это в моих интересах, я преспокойно отправил бы вас туда, когда вы сидели над люком.
Надзирательница подошла ближе. Бурлящая река, поднявшаяся после ливня, быстро катила внизу свои воды. Когда-то здесь была водяная мельница: поток, пенился вокруг подгнивших столбов и уцелевших обломков машин.
Монкс вынул маленький кошелек из-за пазухи, куда второпях засунул его, и, привязав кошелек к свинцовому грузу, бросил его в поток. Кошелек с едва уловимым плеском рассек воду и исчез.
Трое, посмотрев друг на друга, облегченно вздохнули.
– Готово, – сказал Монкс, опуская крышку люка. А теперь убирайтесь как можно скорее!
Они миновали комнату нижнего этажа медленно и осторожно. Монкс бесшумно отпер и распахнул дверь, и супруги, обменявшись кивком со своим таинственным знакомым, очутились под дождем во мраке.
Как только они ушли, Монкс, казалось, питавший непреодолимое отвращение к одиночеству, позвал мальчика, который был спрятан где-то внизу. Приказав ему идти впереди и светить, он вернулся в комнату, откуда только что вышел.
Глава XXXIX
выводит на сцену несколько респектабельных особ, с которыми читатель уже знаком, и повествует о том, как совещались между собой достойный Монкс и достойный еврей
На следующий день после этой встречи, мистер Уильям Сайкс, очнувшись вечером от дремоты, ворчливым голосом спросил, который час.
Этот вопрос был задан мистером Сайксом уже не в той комнате, какую он занимал до экспедиции в Чертей, хотя находилась она в том же районе, неподалеку от его прежнего жилища. Это была совсем маленькая, плохо меблированная комната в одно оконце. Судя по всему, Сайксу за последнее время не везло.