Приключения Оливера Твиста

Men who have lived in crowded, pent-up streets, through lives of toil, and who have never wished for change; men, to whom custom has indeed been second nature, and who have come almost to love each brick and stone that formed the narrow boundaries of their daily walks; even they, with the hand of death upon them, have been known to yearn at last for one short glimpse of Nature's face; and, carried far from the scenes of their old pains and pleasures, have seemed to pass at once into a new state of being.	Те, кто всю свою трудовую жизнь прожил в густо населенных, узких улицах и никогда не жаждал перемены, те, для кого привычка стала второй натурой и кто чуть ли не полюбил каждый кирпич и камень, служившие границей их повседневных прогулок, - эти люди, даже они, когда нависала над ними рука смерти, начинали, наконец, томиться желанием взглянуть хотя бы мельком в лицо Природе; удалившись от тех мест, где прежде страдали и радовались, они как будто сразу вступали в новую стадию бытия.
Crawling forth, from day to day, to some green sunny spot, they have had such memories wakened up within them by the sight of the sky, and hill and plain, and glistening water, that a foretaste of heaven itself has soothed their quick decline, and they have sunk into their tombs, as peacefully as the sun whose setting they watched from their lonely chamber window but a few hours before, faded from their dim and feeble sight!	Когда они изо дня в день выползали на какую-нибудь зеленую, залитую солнцем лужайку, у них при виде неба, холмов, долины, сверкающей воды пробуждались такие воспоминания, что даже предощущение загробной жизни действовало умиротворяюще на быстрое их увядание, и они сходили в могилу так же безмятежно, как угасало перед их слабыми, тускнеющими глазами солнце, закат которого наблюдали они всего несколько часов назад из окна своей уединенной спальни.
The memories which peaceful country scenes call up, are not of this world, nor of its thoughts and hopes.	Воспоминания, вызываемые мирными деревенскими пейзажами, чужды миру сему, его помыслам и надеждам.
Their gentle influence may teach us how to weave fresh garlands for the graves of those we loved: may purify our thoughts, and bear down before it old enmity and hatred; but beneath all this, there lingers, in the least reflective mind, a vague and half-formed consciousness of having held such feelings long before, in some remote and distant time, which calls up solemn thoughts of distant times to come, and bends down pride and worldliness beneath it.	Умиротворяя, они могут научить нас сплетать свежие гирлянды на могилы тех, кого мы любили, могут очистить наши мысли и сломить прежнюю вражду и ненависть; но под ними дремлет в каждой хоть сколько-нибудь созерцательной душе смутное, неопределенное сознание, что такие чувства были уже испытаны когда-то, в далекие, давно прошедшие времена, - сознание, пробуждающее торжественные мысли о далеких, грядущих временах и смиряющее суетность и гордыню.
It was a lovely spot to which they repaired.	Прелестным было местечко, куда они переехали.
Oliver, whose days had been spent among squalid crowds, and in the midst of noise and brawling, seemed to enter on a new existence there.	Для Оливера, всегда жившего в грязной толпе, среди шума и ругани, казалось, началась здесь новая жизнь.
The rose and honeysuckle clung to the cottage walls; the ivy crept round the trunks of the trees; and the garden-flowers perfumed the air with delicious odours.	Розы и жимолость льнули к стенам коттеджа, плющ обвивал стволы деревьев, а цветы в саду наполняли воздух чудесным ароматом.
Hard by, was a little churchyard; not crowded with tall unsightly gravestones, but full of humble mounds, covered with fresh turf and moss: beneath which, the old people of the village lay at rest.	Совсем поблизости находилось маленькое кладбище, где не было высоких безобразных надгробий, а только скромные холмики, покрытые свежим дерном и мхом, под которыми покоились старики из деревни.