Приключения Оливера Твиста

The sun was rising in all its splendid beauty; but the light only served to show the boy his own lonesomeness and desolation, as he sat, with bleeding feet and covered with dust, upon a door-step.	Солнце вставало во всем своем великолепии, но свет заставил Оливера только сильнее почувствовать свое полное одиночество и заброшенность, когда он с окровавленными ногами, покрытый пылью, сидел на ступеньках у какой-то двери.
By degrees, the shutters were opened; the window-blinds were drawn up; and people began passing to and fro.	Постепенно начали открываться ставни; поднялись шторы на окнах, и на улице появились прохожие.
Some few stopped to gaze at Oliver for a moment or two, or turned round to stare at him as they hurried by; but none relieved him, or troubled themselves to inquire how he came there.	Иные на минутку приостанавливались и смотрели на Оливера или на ходу оборачивались, чтобы взглянуть на него; но никто не пришел ему на помощь и не спросил, как он сюда попал.
He had no heart to beg.	У него не хватало духу просить милостыню.
And there he sat.	И он по-прежнему сидел у двери.
He had been crouching on the step for some time: wondering at the great number of public-houses (every other house in Barnet was a tavern, large or small), gazing listlessly at the coaches as they passed through, and thinking how strange it seemed that they could do, with ease, in a few hours, what it had taken him a whole week of courage and determination beyond his years to accomplish: when he was roused by observing that a boy, who had passed him carelessly some minutes before, had returned, and was now surveying him most earnestly from the opposite side of the way.	Долго он сидел, съежившись, на ступеньке, удивляясь количеству трактиров (в каждом втором доме города Барнета помещалась таверна, большая или маленькая), равнодушно посматривая на проезжающие мимо кареты и размышляя о том, как странно, что им ничего не стоит проделать в несколько часов то, на что ему понадобилась целая неделя, в течение которой он проявил мужество и решимость, несвойственные его возрасту. Вдруг он заметил мальчика, который, безучастно пройдя мимо него несколько минут назад, вернулся и теперь очень пристально следил за ним с противоположной стороны улицы.
He took little heed of this at first; but the boy remained in the same attitude of close observation so long, that Oliver raised his head, and returned his steady look.	Сначала он не придал этому значения, но мальчик так долго занимался наблюдением, что Оливер поднял голову и тоже посмотрел на него в упор.
Upon this, the boy crossed over; and walking close up to Oliver, said,	Тогда мальчик перешел улицу и, подойдя к Оливеру, сказал:
' Hullo, my covey!	- Эй, парнишка!
What's the row?'	Какая беда стряслась?
The boy who addressed this inquiry to the young wayfarer, was about his own age: but one of the queerest looking boys that Oliver had even seen.	Мальчик, обратившийся с этим вопросом к юному путешественнику, был примерно одних с ним лет, но казался самым удивительным из всех мальчиков, каких случалось встречать Оливеру.
He was a snub-nosed, flat-browed, common-faced boy enough; and as dirty a juvenile as one would wish to see; but he had about him all the airs and manners of a man.	Он был курносый, с плоским лбом, ничем не примечательной физиономией и такой грязный, каким только можно вообразить юнца, но напускал на себя важность и держался как взрослый.
He was short of his age: with rather bow-legs, and little, sharp, ugly eyes.	Для своих лет он был мал ростом, ноги у него были кривые, а глазки острые и противные.